КАРАТЬ ИЛИ МИЛОВАТЬ

К Пугачеву в Берды прибыла группа крестьян вместе с своим барином. Притащили помещика на суд к государю.

И вот снова крыльцо "царского дворца" как тогда, во время присяги. Кресло. Ковер. Пугачев в кресле.

Пугачев начинает допрос. Обращается то к мужикам, то к помещику:

– Ну как, детушки, лют был барин у вас?

– Лют, лют, уж больно лют, царь-государь, продыху от его лютости не было! - кричат мужики.

– Ну, а ты что скажешь, господин хороший? - обращается Пугачев к помещику.

Молчит, не отвечает помещик.

Пугачев опять к мужикам:

– А бил ли вас барин, руку к телу прикладывал?

– Бил, бил, батюшка! Собственноручно. Кожа, поди, по сей день свербит.

– Так, - произнес Пугачев и снова к помещику: - Не врут, правду сказывают мужики?

Молчит, не отзывается барин.

Лицо у Пугачева начинает багроветь. На скулах желваки проступают. Вздувается шея.

– А не забижал ли он стариков и детушек малых?

– Забижал, забижал, великий государь. Ой, как забижал! Васятку Смирнова до смерти запорол батогами. Федотку Краснова посохом покалечил. Старика и старуху Раковых, о господи, в мороз босыми гонял по снегу. Не выжили, померли Раковы.

Нечего сказать в оправдание барину. Понимает он, что не миновать ему лютой казни.

Но вдруг Пугачев смягчился, согнал с лица своего суровость.

– А может, и добрые дела есть у вашего барина? Может, забыли вы, детушки?

Видит помещик такое дело.

– Есть, есть добрые дела! - закричал он что есть силы. - Я на пасху всем по копейке жалую. На великий пост богу за души усопших поклоны бью.

– Так, так, - подбадривает Пугачев.

– Я и за вас помолюсь, - слукавил помещик, - за ваше величество...

– Да, - усмехнулся Пугачев, - вижу, и вправду много добрых дел на твоей душе. Так как же, детушки, - обратился к крестьянам, - карать мне вашего барина или миловать?

Мужики враз, как по команде, бросились Пугачеву в ноги:

– Карать, карать, батюшка. На виселицу его, дых ему в передых.

Пугачев привстал во весь рост, глянул на согнутые спины крестьян, перевел взгляд на помещика, потом на стражу свою.

Тихо. Все замерли. Ждут царского слова.

– Бог не осудит. Вздернуть! - взмахнул Пугачев рукой.

– А-ай! - завопил помещик. - Разбойник! Злодей!

– Ба-атюшка, благодетель, заступник! - кричали крестьяне.

"ПРЕШПЕКТИВНАЯ" ТРУБА

У Пугачева имелась подзорная труба.

Любил Емельян Иванович глянуть в нее - далеко видно.

Вот и сейчас. Гришатка крутился в царевой горнице. А Пугачев, приложив подзорную трубу к глазу, рассматривает, как казаки где-то на краю Бёрдской улицы устроили драку.

– Ах, паскудники, ах, лешие! - ругается Пугачев. Крикнул караульных: - Там казаки дерутся. Разнять да всыпать зачинщикам!

То-то будет зачинщикам! Пугачев строг к непорядкам.

– Что это у тебя, государь? - спросил Гришатка, показывая на трубу.

– Инструмент оптический, - ответил Пугачев. - "Прешпективная" труба называется.

– А чего в ней видно-то?

– Все, что пожелаешь, - сказал Пугачев. - Хоть край света, хоть завтрашний день.

– Да ну! - не сдержался Гришатка. - И Тоцкое?

– Можно и Тоцкое.

Пугачев приложил трубу снова к глазу, всмотрелся и говорит:

– Вон деревеньку вижу. Церковь на взгорке. Погост. Каменный дом с крылечком.

– Так это же Тоцкое! - закричал Гришатка.