Открыл дверь и замер. Генерал важно ходит по комнате. У дверей - стража. В центре - человек огромного роста. Голова у человека взлохмачена, борода спутана. На теле лохмотья. На лбу и щеках "вор" выжжено. Нос выдран, одна переносица. На ногах тяжелые железные цепи.
"Колодник", - понял Гришатка.
– Так вот, братец, - говорил генерал, обращаясь к страшному человеку, - я тебе решил подарить свобода.
Колодник растерялся. Стоит как столб. Не шутит ли губернатор.
– Да, да, свобода, - повторил генерал. - Ты хочешь свобода?
– Батюшка... Отец... Ваше высокородие... - Слезы брызнули из глаз великана. Гремя кандалами, он повалился в ноги Рейнсдорпу.
– Хорошо, хорошо, - произнес генерал. - Подымись, братец. Слушай. Пойдешь в лагерь к разбойнику Пугачеву. Как свой человек. Будто бежал из крепости. А потом, - губернатор сделал паузу, - ножичком ему по шее - чик, и готово.
– Да я его, ваше превосходительство, - загудел молодчик, - в один момент. - Он взмахнул своими богатырскими руками. - Глазом не моргну, ваше сиятельство.
– Ну и хорошо, ну и хорошо, - зачастил губернатор. - Ты мне голову Вильгельмьяна Пугачева, а я те свободу. - Потом подумал. - И денег сто рублей серебром в придачу. Ты есть понял меня?
Колодник бросился целовать генеральскую руку:
– Ваше высокопревосходительство, понял, понял. Будьте покойны. Да он у меня и не пикнет. Ваше высоко...
– Ладно. Ступай, - перебил губернатор.
Когда стража и колодник ушли, Рейнсдорп самодовольно крякнул и поманил к себе Гришатку.
– Мой голова, - ткнул он пальцем себе в лоб, - всем головам есть голова. Такой хитрость никто не придумает, - и рассмеялся.
"ПОСМАТРИВАЙ! ПОСЛУШИВАЙ!"
– Посматривай! Послушивай!
– Посматривай! Послушивай!
Ходят часовые по земляному валу, перекликаются. Оберегают Оренбургскую крепость.
Раскатистый смех Рейнсдорпа еще долго стоял в ушах у Гришатки.
– Убьет, убьет колодник царя-заступника. Господи милосердный, взмолился мальчик к господу богу, - помоги. Удержи злодейскую руку. Пошли ангелочка, шепни о беде в государево ушко. Помоги, господи.
Молился Гришатка господу богу, а сам думает: "Ой, не поможет, не поможет господь!" Вспомнил Гришатка тот день, когда увозили его из Тоцкого. Тоже молился. Не помогло. Да и здесь, в Оренбурге, молился. И снова напрасно. Вернулся Гришатка к себе в каморку мрачнее тучи.
Уже вечер. Ночь наступила. Не может Гришатка уснуть. Заговорить бы с Вавилой. Да вот уже третий день, как Вавилу ночами угоняют вместе с солдатами чинить деревянные бастионы. Некому Гришатке подать совет.
И вдруг, как вспых среди ночи: бежать, немедля бежать из крепости! Опередить колодника. Явиться к царю первым, рассказать обо всем. Мальчишка даже подпрыгнул на лавке.
Вскочил Гришатка, стал надевать армяк. От возбуждения и спешки трясется. Никак не может просунуть локоть в рукав.
Наконец оделся, вышел на улицу. А там: взвыл, заиграл над городом ветер. Ударил мороз. Загуляли снежные вихри. Начиналась зима.
Гришатка поежился, а сам подумал: "Ну и хорошо. Это к лучшему. Оно незаметнее". Решил он пробраться на вал - и через частокол, через ров на ту сторону.
Пробрался. Прижался к дубовым бревнам. Прислушался. Тихо.
Полез он по бревнам вверх. Добрался до края. Перекинул ноги и тело. Повис на руках. Поглубже вздохнул, зажмурил глаза. Оттолкнулся от бревен. Покатился Гришатка с вала вниз, в крепостной ров. То головой, то ногами ударится. То головой, то ногами.
Наконец остановился. Поднялся. Цел, невредим. Только шишку набил на затылке.
Глянул Гришатка на крепость. Нет ли погони. Все спокойно. |