Эмили отправила Люси спать более получаса назад, девочка тоже была изнурена горем и усталостью. Девушка медленно подготовила подносы для завтрака, наполнила чайник, затушила огонь в очаге, высыпав туда угольную пыль со дна корзины, вылила спитой чай из чайника на угли, а затем пошла через двор с двумя железными ведрами в угольное хранилище. Наполнив их углем, она поплелась с ними обратно на кухню, сгибаясь под их тяжестью почти вдвое.

Обычно уголь приносил Кон.

Когда кухонная дверь открылась и вошел Лэрри, она была возле раковины и мыла руки, а когда вытерла их о полотенце, он впервые за несколько дней назвал ее по имени:

— Идите сюда и сядьте, Эмили. Мне нужно поговорить с вами.

Странно, как мужчины всегда говорили ей это: «Идите сюда и сядьте; я хочу поговорить с вами».

Она повесила полотенце на гвоздь, медленно подошла и села у дальнего конца стола. Сложив руки на коленях, Эмили смотрела на хозяина, сидящего напротив нее, и ждала. Затем что-то внутри ее дико дернулось, как будто ударили молотком по ребрам, когда он схватил обеими руками ее руки и, заглядывая ей в лицо, низким и хриплым от волнения голосом сказал:

— Эмили, не оставляйте меня.

Спина Лэрри была наклонена, голова склонилась к ее коленям. Девушка смотрела на его густые волосы и заметила, что у него были две макушки. Была какая-то старая примета относительно людей с двумя макушками, но она никак не могла вспомнить, что это означало. Он не сказал «не оставляйте дом» или «не оставляйте нас», но - «не оставляйте меня».

Ее сердце бешено колотилось, а Лэрри продолжал:

— Я знаю, вы уработались так, что падаете с ног, любая другая слегла бы в постель после того, что... что вы пережили. — Эмили увидела, как поднялись его плечи, когда он пытался сдержать волнение, и сильный сладковатый запах коровника достиг ее носа. — Я попытаюсь найти вам помощника для работы внутри дома, но пока не могу ничего обещать, потому что из местных никто не пойдет. Но я не хочу видеть, как вы убиваетесь на работе. Оставьте комнаты. Я закрою гостиную и столовую и буду питаться здесь, на кухне, сам застилать свою постель и выполнять ту работу по дому, которую смогу. — Он слегка поднял голову и кивнул на очаг. — Например, буду приносить уголь и дрова, пока не найду помощника на ферму. Но боюсь, что это будет так же трудно сделать, как найти помощника для работы по дому, и все благодаря нашему дорогому Эбби. — Берч поднял голову, и Эмили увидела, как двигаются мускулы возле его ушей, когда он снова заговорил. — Если бы он не был стариком, я бы отхлестал его кнутом. Да, да. Я отхлестал бы его кнутом, потому что если кто и виноват в том, что случилось с Коном, то это он. Я бы выгнал его еще вчера, если бы не... — Он замолчал, и его глаза невольно поднялись к потолку; потом он потряс головой и, глядя ей в глаза, сказал: — Вы подумываете о том, чтобы уйти, я правильно понял? Но я вас не виню, не думаю, что... только... только... — Он снова опустил голову.

Эмили судорожно сглотнула, заморгала, отрицательно покачала головой, затем покивала, признаваясь:

— Да, да, я... я растерялась, так... так много всего произошло. Но вам больше не надо волноваться. Я не уйду, но... но мне будет нужна помощь. Может, можно найти кого-нибудь, кто бы помог со стиркой. Мне очень много приходится стирать; да еще проблемы с сушкой белья в такую погоду. Я... я сожалею, что от Люси слишком мало помощи...

— О, я не хочу, чтобы вы разрешали Люси делать что-нибудь, если это только возможно; есть надежда, что она поправится, если будет больше отдыхать и хорошо питаться.