— Я тоже так думаю, — ответил доктор, — но я не Бог, а она в Его руках.

Глава 2

Первый раз Эмили встала с постели только к концу третьей недели, а в следующие две недели она сидела либо на кухне, либо на стуле, прислоненном снаружи к стене коттеджа. Она ничего не говорила и почти не двигалась.

Жена Джорджа поднималась на холм каждый день и ухаживала за больной. Эмили нравилась жена Джорджа; она была симпатичной девушкой. Она хотела поговорить с ней и рассказать, как она была благодарна ей за все, что та для нее сделала, но язык не слушался ее. Иногда Эмили казалось, что она онемела. Но вчера, когда Дженни поднялась на холм в последний раз - Лэрри сказал ей, что теперь вполне справится, - она крепко взяла ее за руку, заглянула в ее милое лицо и сказала:

— Если бы со мной не было тебя, я бы не продержалась. Спасибо, Дженни.

Однако, даже благодаря Дженни, она подумала, что жаль, что продержалась. Если бы все было оставлено на Лэрри, она точно не продержалась бы, поскольку он надеялся, что она умрет. Очень часто, когда Эмили была слишком слабой, чтобы двигаться, она чувствовала, что он хотел, чтобы она умерла.

С середины августа она начала постепенно снова выполнять свои обязанности, и вскоре жизнь в коттедже вошла в нормальное русло. И все же Эмили понимала, что нет ничего нормального в их совместной жизни здесь, на холме. У нее было странное ощущение. Казалось, что она отсчитывает время, ожидая, что что-то произойдет. Что - она не знала. В ее памяти возникали обрывки разговора, который она услышала в тот день, когда мистер Стюарт и Джордж нашли ее на дороге. Эмили слышала его мягкие увещевания: «Все хорошо. Все хорошо». А потом в эти воспоминания врывались ругательства, которыми Лэрри осыпал его; а потом что-то о прогулках Лэрри, или не о его прогулках, в амбар Андерсена. Эмили не знала ни одного фермера в округе по фамилии Андерсен. Возможно, что ей приснилась эта часть разговора, вряд ли мистер Стюарт мог посоветовать Лэрри не ходить на прогулки. Однако нет, это ей не приснилось. Она помнила, что этот разговор привлек ее внимание, но она никак не могла вспомнить, по какой причине.

Эмили очень хотелось настолько окрепнуть, чтобы получить возможность съездить в Гейтсхед и повидать тетю Мэри. Просто посидеть на кухне, поговорить. Не для того, чтобы посмеяться; нет. Она совсем не хотела смеяться.

Три недели назад тетя Мэри забралась сюда на холм, захватив с собой двух младших детей, чтобы навестить Эмили. Она сидела рядом и плакала, как ребенок. Но Мэри не осталась надолго, ведь Лэрри был не очень-то вежлив с ней.

— Значит, вот эта неряха и есть твоя тетя, — сказал он. — Ну, если учесть, как ты отзываешься о ней, то ты, наверное, смотришь на нее другими глазами, чем все остальные.

Наверное, именно это высказывание вызвало в Эмили желание вернуться к жизни, поскольку она хотела иметь силы, чтобы сказать ему, что даже если бы он имел доход в тысячу фунтов, то и тогда не был бы достоин смахнуть пыль с башмаков тети Мэри.

Это произошло совершенно неожиданно - полное изменение отношения Лэрри к Эмили. Он запретил ей таскать дрова; он даже разбил сырое яйцо в молоко и заставил ее выпить, сказав, что она должна пить это два раза в день. В четверг утром он спустился вниз и перетаскал вверх весь фураж; он даже сходил в Честерли-стрит за продуктами.

Эмили молча воспринимала все его заботы, но в ее глазах было вопросительное выражение. И однажды Лэрри ответил на вопрос, сказав:

— Я должен поставить тебя на ноги до наступления зимы. — И добавил: — Во всяком случае, в том состоянии, в котором ты пребываешь сейчас, еще одну зиму ты здесь не продержишься.

Ночами Эмили лежала, думая об изменении его отношения к ней. Она понимала, что за этим что-то кроется.