Большую комнату внизу занимают Бен с женой и двухлетней дочкой и трое канаков , работающих у него под началом. Бен и один из работников не из этих мест, двое других, по-моему, самоанцы, так же как жена Бена. Миссис Бен — рослая молодая женщина, некрасивая, но с хорошей фигурой — обладает неподражаемым талантом к ничегонеделанию . Обычно на ней только кусок материи, обернутый вокруг талии, но иногда она появляется в бумажном полосатом платье. Девочка, как правило, бегает голышом, но и у нее есть одежда размером с носовой платок. Малышка очень спокойная и вполне милая, если бы не ее неприятная манера пить воду из цистерны, присосавшись к крану. То, что мы знаем о подверженности самоанских детей фрамбезии — ужасной болезни, которая заразна и неизлечима для взрослых белых, не помогает нам примириться с этой привычкой девочки. Маленькая комната под нашей кладовой служит для той же цели Бену. Здесь он держит бочки с солониной, керосин, рис, галеты, провизию для рабочих, а также несколько лопат, заступов, топоров и ножей. Все это, за исключением ножей, в самом небрежном состоянии.
Боюсь, что утром я задела чувства Бена. Под вечер в субботу к нему явился какой-то старик, должно быть родственник жены, и пробыл все воскресенье. Поскольку у самоанцев из Апии дурная слава, я не могла отделаться от беспокойства за судьбу вскрытых ящиков, стоящих в помещении Бена. Все же я не хотела лишать Бена воскресных гостей. Но когда утром обнаружилось, что старик намерен прочно обосноваться и потребовал себе местную деревянную подушку , которую углядел на верхней веранде, я решила сопротивляться. «Всякий, кто остается здесь после того, как окончил свои дела или визит, должен работать», — объявила я и поставила старика выкапывать камни. Он был очень обескуражен, а когда я вышла поглядеть, как идет дело, оказалось, что он переманил к себе на помощь рабочих, строивших курятник. Я отослала их назад, и старик удалился, но подозреваю, что он еще где-то поблизости.
Возвращаюсь к дому: в общем он нам нравится, за исключением окраски. Стены нашей гостиной, из которой и без того открывается вид на уродливую железную крышу, до высоты четырех футов от пола покрыты холодной черной краской, а выше — еще более холодной и раздражающей белой. Двери — леденящего свинцового цвета. Все вместе производит холодное и мертвящее впечатление. Мы порылись в ящиках и откопали довольно много кусков совсем темной тапы : на сочном каштаново-черном фоне коричневый рисунок разных оттенков — от красновато-бурого до очень светлого кофе с молоком. Когда повесили тапу, изменился весь облик комнаты, несмотря на то что закрыты лишь обе главные стены. Над дверью, ведущей во вторую комнату, укрепили большую плоскую ветвь розовых кораллов с Ноноути , подаренную мне капитаном Рейдом, когда мы плыли па «Экваторе». Пришлось заказать плотнику стеллажи в один из углов комнаты и в простенки у окон. Кроме того, он сбил по моим указаниям из пары досок подобие кушетки, на которую я положила матрац, прикрыв его шалью. На деревянном столе — старая розовая скатерть. Когда мы зажигаем лампу и ставим куриться буак в маленькой японской коробочке, потому что москитов, увы, хватает, мы чувствуем себя уютно и совсем как дома. С отделкой стен, наверное, скоро справимся и застелим пол нашими красивыми циновками.
Фэнни. 30 сентября
Окончена начатая вчера постройка свинарника. Вид у него, надо сказать, неказистый, но достаточно будет пары каких-нибудь ползучих растений, чтобы придать ему живописность. Вчера приходил прощаться Тамате, так как неожиданно прибыл его пароход.
Пока я наблюдала за строительством свинарника, а Льюис работал в павильоне, глупой птице удалось вылететь наружу. Я просто счастлива, что мы от нее избавились. Мучительно было думать о том, как она мечется под крышей, изнемогая от голода, жажды и страха. А Льюис даже не пожелал тратить сочувствия на такую дуру. |