Это было подобно воспоминанию, что доходит до нас сквозь множество преград; хотя Ксавер и знал, что означают группки вооруженных рабочих, охранявших мост, но при этом чувствовал, что не может о чем-то вспомнить, о чем-то, что могло бы объяснить его личное отношение к тому, что видит. Он знал, что неразрывно связан с этой сценой, но по какой-то ошибке выпал из нее, — так бывает, когда актер забывает выйти вовремя на сцену, а пьеса разыгрывается без его участия невообразимо изуродованной. И вдруг он вспомнил.

А вспомнив, огляделся в комнате и облегченно вздохнул. Портфель по-прежнему был здесь, в углу, прислоненный к стене, никто его не унес. Он подошел к нему и открыл. Все было на месте: тетрадь по математике, тетрадь по чешскому, учебник природоведения. Он вынул тетрадь по чешскому, раскрыл её на последней странице и снова вздохнул: список, который требовал от него мужчина в кепке, был здесь аккуратно продублирован мелким, разборчивым почерком, и Ксавер вновь порадовался своей идее спрятать столь важный документ в школьной тетради, которая начиналась упражнением по стилистике на тему: Как пришла к нам весна.

«Будь любезен, скажи, что ты там ищешь?»

«Ничего», — ответил Ксавер.

«Мне нужна твоя помощь. Ты же видишь, что творится. Ходят из дома в дом, сажают и казнят».

«Не бойся, — улыбнулся он, — никаких казней не будет!»

«Откуда тебе знать!» — возразила женщина.

Откуда он мог знать? Он знал это даже слишком хорошо: список всех врагов народа, которых должны были казнить в первый день революции, был у него в тетради: стало быть, казни и вправду совершаться не могут. Впрочем, его вовсе не занимала тревога красивой женщины; он слышал стрельбу, видел парней, охранявших мост, и думал лишь о том, что день, который он с таким вдохновением готовил со своими соратниками по борьбе, наконец наступил, но он проспал его; что он не здесь, а в иной комнате и в ином сне.

Он хотел выбежать на улицу, хотел тотчас представиться этим парням в рабочих спецовках, хотел вручить список, которого нет ни у кого, кроме него, а без этого списка революция слепа, ибо не знает, кого сажать и расстреливать. А потом он понял, что это невозможно: ему неизвестен пароль, установленный на сегодня, он давно объявлен предателем и никто ему не поверит. Он в иной жизни, в иной истории и от этой жизни не в силах спасти ту, другую, в которой его больше нет.

«Что с тобой?» — в тревоге добивалась от него женщина.

И Ксавер подумал: если он не может спасти ту утраченную жизнь, то обязан сделать великой эту, проживаемую сейчас. Он оглядел красивую, пышную женщину, зная в эту минуту, что должен покинуть ее, ибо жизнь — там, снаружи, за окном, откуда доносится стрельба, словно соловьиные рулады.

«Куда ты хочешь идти?» — воскликнула женщина.

Улыбнувшись, Ксавер указал на окно.

«Ты обещал взять меня с собой!»

«Это было давно».

«Ты хочешь меня предать?»

Она опустилась перед ним на колени и обняла его ноги.

Он смотрел на нее, сознавая, как она прекрасна и как горько с ней расставаться. Но мир за окном был еще прекрасней. И если ради него он покинет любимую женщину, этот мир станет еще дороже на цену любви, которую он предаст.

«Ты красивая, — говорил он ей, — но я должен тебя предать». Он вырвался из ее объятий и шагнул к окну.

Часть третья, или Поэт мастурбирует

1

В тот день, когда Яромил прибежал к мамочке со своими стихами, папочку она уже не дождалась, не дождалась его и в последующие дни.

Зато получила из гестапо официальное извещение, что ее муж арестован. В конце войны пришло еще одно такое же извещение, что ее муж умер в концентрационном лагере.