..
Сказал и вздрогнул в остром испуге. Из-под очков в лицо ему заглянули светлые прищуренные глаза.
- Почему?
Не сразу, с большим усилием, Евсей ответил:
- Я не знаю...
Покупатель снова поправил очки, отодвинулся от него и засвистал громче, искоса присматриваясь к старику. Потом, дёрнув головой кверху, он сразу стал прямее, вырос, погладил седые усы, не торопясь подошёл к своему товарищу, взял из его рук книгу, взглянул и бросил её на стол. Евсей следил за ним, ожидая чего-то беспощадного для себя. Но сутулый дотронулся до руки товарища и сказал просто, спокойно:
- Ну, идём...
- А - книги? - воскликнул рыжий.
- Идём...
Рыжий взглянул на него, потом на хозяина, его маленькие глазки часто замигали, и он отошёл к двери на улицу.
- Не желаете? - спросил Распопов.
Евсей понял по голосу, что старик удивлён.
- Не желаю! - ответил покупатель, пристально глядя в лицо хозяина. Тот съёжился, отступил, взмахнул рукой и вдруг неестественно громко заговорил незнакомым Евсею голосом:
- Воля ваша! Всё-таки этого я, извините, не понимаю...
- Чего не понимаете? - спросил сутулый, усмехаясь.
- Рылись два часа, сторговались и вдруг - почему? - тревожно выкрикивал старик.
- Хотя бы потому, что вспомнил я вашу противную рожу. Вы ещё не издохли?
Сутулый выговорил свои слова медленно, негромко, отчётливо и ушёл из лавки не торопясь, шагая тяжело, гулко.
Минуту старик смотрел вслед ему, затем сорвался с места, мелкими шагами подбежал к Евсею и, схватив его за плечо, быстрым шёпотом заговорил:
- Иди за ним, узнай, где живёт, иди! Незаметно, понимаешь, скорее!
Евсей упал бы, если б старик не удерживал его на ногах. Слова старика сухо трещали в его груди, точно горох в погремушке...
- Чего ты дрожишь, болван?
Чувствуя, что рука хозяина выпустила его плечо, Евсей побежал к двери...
- Стой!..
Он остановился, схваченный криком.
- Куда тебе, - разве ты можешь!.. А-ах...
Евсей отскочил в угол, он впервые видел хозяина таким злым, понимал, что в этой злобе много испуга - чувства, слишком знакомого ему, и, несмотря на то, что сам он был опустошён страхом, ему всё-таки нравилась тревога старика.
Маленький, пыльный старик метался по лавке, точно крыса в западне. Он подбегал к двери, высовывал голову на улицу, вытягивал шею, снова возвращался в лавку, ощупывал себя растерявшимися, бессильными руками и бормотал и шипел, встряхивая головой так, что очки его прыгали по лицу:
- Н-на-а, - подлец!.. Да-а, - подлец, - я жив!
И крикнул Евсею:
- Запирай лавку!
Войдя в свою комнату, он, перекрестясь, тяжело свалился на чёрный диван. Всегда гладкий, теперь старик весь был покрыт морщинами, лицо его съёжилось, платье повисло складками на его встревоженном теле.
- Скажи хозяйке, чтобы перцовки дала мне, - большую рюмку...
Когда Евсей принёс водку, хозяин поднялся, залпом выпил её и, широко открыв рот, долго смотрел в лицо Евсея, а потом спросил:
- Ты понимаешь, что он меня обидел?
- Да, - сказал Евсей.
Старик поднял руку, молча погрозил пальцем и надломленным голосом проговорил:
- Я его знаю...
Сняв свою чёрную шапочку, потёр руками голый череп, осмотрел комнату, снова потрогал руками голову и лёг на диван.
Раиса внесла ужин и, расставляя на столе тарелки, спросила:
- Устали?
Нездоровится, лихорадка. Дайте ещё перцовки. Посидите с нами, вам ещё рано уходить...
Говорил он торопливо, приказывая. Когда Раиса села, старик приподнял очки и подозрительно осмотрел её.
За ужином он вдруг, подняв ложку вверх, проговорил:
Не хочется есть...
И, наклонив голову над тарелкой, долго молчал.
Евсей настойчиво старался понять, что случилось в лавке. |