|
Въезжает он в город, а новгородцы толпятся, приветствуют. Но взгляд Невского не на народ, его, Даниила, высматривает. Увидел, с седла склонился, подхватил. Даниилка маленький, дитя еще, радуется. Отец сажает его впереди себя, прижимает и говорит: «Я, Даниилушка, тебя рано от себя отринул, но настала пора нам вместе быть».
Пробудился Даниил Александрович с мыслью: видно, призывает его отец с отчетом, как жизнь прожил. И страшно Даниилу: отцовского суда он опасается больше, чем Божьего. Господь милостив, а отец будет судить той мерой, какой сам жил…
* * * Время неумолимо, и ничто над ним не властно. Господь сотворил мир и вдохнул жизнь во все сущее, он волен в ней и каждому отвел свое время. Человек не ведает, где и когда остановится колесница его жизни, то известно одному Богу. Но Господь безмолвствует, предоставив человеку время спасать свою душу добрыми делами. Однако человеку присуще забывать о том. Нередко суета жизни, сиюминутная благодать затмевает разум, а роскошь порождает пороки, зло торжествует, и гибнет человеческая душа. В старости будто от глубокого сна очнется человек, прозреет, и его первые слова - к Богу, прощения молит. Но почему в молодости позабыл заповеди? Не отказывай в благодеянии нуждающемуся, если рука твоя в силе сделать это… Не замышляй против ближнего своего зла, когда он без опасения живет с тобою… Не ссорься с человеком без причины, если он не сделал зла тебе… Не будь грабителем бедного, потому что он беден, и не притесняй несчастного у ворот… Не делай зла, и тебя не постигнет зло… Забыл человек, а должен помнить: «И да воздаст Господь каждому по правде его и по истине его…»
* * * На восьмой день, покинув Киев, посольство подъезжало к Москве. На беду, разыгралось ненастье, зарядили дожди, и дорога сделалась малопроезжей. У возка, в котором везли ученого доктора, дважды рассыпалось колесо. Покуда искали кузнеца, теряли время. Стодол бранился: коней гнали, торопились, а тут на тебе, последние версты едва плелись. Боярин послал вперед Олексу - упредить, что завтра посольство будет в Москве и что везут они лекаря… Сокращая путь, пробирался гридин лесными тропами, коня не жалел, гнал. Одежда на Олексе насквозь промокла, сделалась тяжелой, а сырые ветки больно хлестали по лицу. С деревьев падали крупные капли, а жизнь в лесу будто замерла, редко птица вскрикнет. От горячего конского тела шел пар, но Олекса не давал лошади передохнуть. Вот лес закончился, и гридин выбрался на широкий луг. Справа от него изогнулась Москва-река, а впереди Олекса увидел город, дома, избы, Кремль на холме, церкви, палаты княжеские и боярские. Звонили колокола. Гридин насторожился. Колокольный звон был редкий и печальный. Олекса пустил коня в рысь. Вскоре он въехал в открытые ворота Земляного города. Караульный из гридней узнал его, промолвил: - Поздно, нет князя Даниила. Олекса заплакал. Слезы катились по мокрому лицу, но он не замечал этого… Было лето шесть тысяч восемьсот одиннадцатое, а от Рождества Христова тысяча триста третье.
* * *
Через год возвратился из Орды великий князь Андрей Александрович, так и не получив ярлык на Переяславское княжество. Тохта прислал послов с грамотой, и в ней великий хан писал, чтобы удельные князья жили в мире и владели теми землями, какие имеют. Собрались князья в Переяславле, приехал и владыка. Митрополит Максим прочитал на съезде ханский ярлык, призвал князей к разуму. Вскоре великий князь Владимирский Андрей Александрович отправился в Городец. Никто не знал, что потянуло его в город, где в пору юности он начинал княжить… Забившись в угол громоздкой колымаги, обтянутой мягкой кожей, великий князь Андрей, закрыв глаза, задумался. |
