Он непревзойденный сокрушитель препятствий, бог удачи, бог мудрости, покровитель знаний. Просто душка. Гляжу на него, и рот у меня тоже расплывается в улыбке. У ног его – верная крыса. Вместо коня. Случись Ганеше тронуться в путь – он седлает крысу. А на противоположной стене – обыкновенное деревянное распятие.
В гостиной, на столе рядом с софой, – маленькая иконка Девы Марии Гваделупской, тоже в рамке: из-под распахнутой мантии ливнем сыплются цветы. Возле нее – обрамленная фотокарточка Каабы в черном убранстве, исламской святыни, которую обступает десятитысячная толпа правоверных. На телевизоре – бронзовая статуэтка Шивы в обличье Натараджи, космического повелителя танца, управляющего движением Вселенной и ходом времени. Он танцует над поверженным демоном тьмы, театрально простерев все четыре руки и упершись одной ногой демону в спину, а другую удерживая в воздухе. Когда Натараджа опустит эту ногу, время, говорят, остановится.
Алтарь – на кухне. Он помещается в буфете, где вместо дверцы – резная арка. За дверцей – желтая лампочка, чтобы по вечерам алтарь подсвечивался изнутри. За маленьким алтарем – две картинки: сбоку – все тот же Ганеша, а посередине, в широкой рамке, – улыбающийся синий Кришна играет на флейте. У обоих на лбу, поверх стекла, – точки из красно-желтого порошка. На медном блюде, на алтаре, – три серебряные статуэтки-мурти. Он называет их по именам: Лакшми, Шакти, богиня-мать, в обличье Парвати, и Кришна, на сей раз в образе игривого младенца на четвереньках. Между богинями – каменный лингам Шивы в йони, похожие на половинку авокадо с торчащим изнутри обрубком фаллоса, – индуистский символ мужского и женского космических начал. По одну сторону блюда – маленькая раковина на подставке, по другую – серебряный колокольчик. Рассыпанные рисовые зерна и полуувядший цветок. Многие вещицы помечены теми же желтo-красными точками.
На нижней полке – разные культовые предметы: кувшин с водой; медная ложка; лампадка с фитильком, свернутым колечком в масле; курительные палочки и блюдца с красно-желтым порошком, рисовыми зернами и кусками сахара.
В столовой – еще одна Дева Мария.
Наверху, в кабинете, рядом с компьютером, – медный Ганеша, сидящий скрестив ноги; на стене – деревянный Христос на кресте, из Бразилии; а в углу – зеленый молитвенный коврик. Христос поразительный: Он и впрямь страдает. Коврик лежит просто так, вокруг – пусто. Поодаль от него на низкой полке – книга в матерчатом переплете. Посреди обложки – единственное арабское слово из четырех букв: алеф, лям, лям и га. Слово это означает по-арабски Бог.
Глава 16
Все мы рождаемся как будто Свободными – разве нет? – от всего и вся, даже от религии, и так и живем, пока какой-нибудь добрый дядя не возьмет нас за руку и не приведет к Богу. Однако для большинства из нас на этом все и заканчивается. А если продолжается, то скорее во вред, чем во благо: со временем многие и впрямь теряют веру в Бога. У меня же – другая история. Вместо упомянутого «доброго дяди» была старшая матушкина сестра, дама далеко не самая современная, – она-то и привела меня в храм, еще совсем младенцем. Тетушка Рохини с восторгом приняла новорожденного племянника и тут же решила поделиться радостью с Богиней-Матерью. «Пусть это будет его первый выход в свет, – сказала она. – Вот и самскара!» Спору нет – символично. Дело было в Мадурай – так и началась моя жизнь бывалого странника, с семичасового путешествия на поезде. Впрочем, не это главное. С поезда мы отправились прямиком к индуистскому святилищу: матушка несла меня на руках, а тетушка то и дело ее подгоняла. Я мало что помню о том, первом моем хождении в храм – разве только легкий запах благовоний, смутную игру света и тени, зыбкое пламя светильников, размытые цветные блики, духоту и ощущение тайны, исходившее отовсюду. |