Еще в 1801 г. государственные и удельные крестьяне получили право вступления в сделки и приобретения недвижимой собственности, земли, а в 1846 г. такое право получили и крепостные крестьяне. Читатель может подумать, что нищее крестьянство не способно было на такие покупки. В доказательство противного воспользуемся работой самого В. И. Ленина «Аграрный вопрос в России к концу XIX века», написанной им для Энциклопедического словаря бр. Гранат. В ней приведены следующие данные:

Принадлежность частновладельческих земель

Затем началась Столыпинская аграрная реформа, суть которой заключалась в создании мощного слоя крестьян-собственников. В ходе ее к 1 января 1916 г. 2008,4 тыс. домохозяев закрепили в собственность еще 14 122,8 тыс. дес. земли, да Крестьянский банк продал им 3990,1 тыс. дес.

В 1915 г. дворянам (помещикам) принадлежало уже 39,5 млн дес., что составляло 43,63 % от общего землевладения, а крестьянам – 33,7 млн дес., то есть 37,13 % всей частновладельческой земли, в том числе 16,6 млн дес. было в личной собственности и 17,06 млн – в собственности крестьянских обществ и товариществ (Отечественная история: Энциклопедия. Т. 2. М., 1996. С. 252). Отметим, что в товарищества и общества для покупки земли и, обычно, совместной ее эксплуатации, объединялись, как правило, беднейшие крестьяне, не способные самостоятельно приобрести нужное количество земли.

Итак, за 10 лет, прошедших с начала реформы, крестьянское купчее землевладение почти сравнялось с помещичьим.

Кто-нибудь может подумать, что купленные крестьянами земли – кулацкие владения. Но… Ленин дал и распределение этой земли по размерам владений. На конец XIX в. по владениям менее 10 десятин: владельцев 409 864, земли у них 1 625 226 десятин, что дает на одно владение в среднем 3,9 десятины. Владельцев участков от 10 до 50 десятин 209 119, у них земли 4 891 031 десятина, то есть по 23,4 десятины на владение в среднем.

Как не было крестьян «вообще», так не было «вообще» и помещиков. Общим у помещиков было лишь их юридическое положение: каждый помещик непременно был потомственным дворянином. Именно принадлежностью к дворянскому сословию было обусловлено право владения «населенными имениями», то есть крепостными людьми. Дворянин, владевший землей, но без людей на ней (были и такие), считался не помещиком, а землевладельцем, как и землевладелец-недворянин. Конечно, после 1861 г. это различие исчезло, и бывших помещиков стали официально называть землевладельцами. Но в быту это слово сохранилось, и даже крупных землевладельцев-недворян иногда называли помещиками.

Не было единства внутри дворянского сословия: официально или неофициально различались поместные и беспоместные, душевладельцы и «бездушные», потомственные и личные, столбовые и служилые, сановные и нечиновные дворяне. Что же касается помещиков, то есть интересующих нас здесь душевладельцев, то главное было – разница в количестве душ, которым и определялось богатство. Что было общего между владельцем нескольких тысяч, а то и десятков тысяч крепостных (Шереметевыми, Юсуповыми, Голицыными, Бобринскими и другими) и владельцами двух-трех, много десяти душ? Ничего, кроме того, что юридически и те, и другие были потомственными дворянами и помещиками.

Читатель, плохо знающий историю своего народа (а история – это не великие исторические события вроде Куликовской битвы, и не деяния императоров, выдающихся государственных деятелей и полководцев, а повседневная жизнь всего народа), воскликнет: да сколько их было, этих владельцев нескольких душ! Ведь в массовом сознании, сформированном и русской литературой ХIХ в., и пропагандой ХХ в., помещик – непременно большой барин, живущий среди многочисленной дворни в роскошном каменном особняке с колоннами или в своем богатом поместье.