Изменить размер шрифта - +
У отца А. Фета «изредка признаки ласки к нам, детям, выражались… тем же сдержанным образом. Никого не гладя по голове или по щеке, он сложенными косточками кулака упирался в лоб счастливца и сквозь зубы ворчал что-то вроде: «Ну…» (109; 30–31). Сын богатого и просвещенного помещика Ярославской губернии Н. А. Морозов вспоминал: «Отец был малоэкспансивен в своих родительских чувствах. Он, кажется, немного стыдился их выказывать, как признак слабости. Наши детские интимные отношения с ним ограничивались поцелуями утром и вечером да несколькими шутливыми вопросами с его стороны за обедом, чаем или при его ежедневных посещениях нашей классной комнаты во время уроков на четверть часа. Маленькие случайные подарки, служащие в глазах детей мерилом родительской любви, были с его стороны очень редки, и потому мне казалось, что он к нам довольно равнодушен, хотя на самом деле ничего подобного не было. Это была только манера вести себя, неуменье со стороны взрослого человека вой ти в детскую душу» (64; 36–37). Можно подумать, что здесь специально подобраны фрагменты с описанием холодности родителей к детям. Нет. Других воспоминаний о детстве практически нет. Только «Детские годы Багрова внука» полны упоминаниями об интимной близости родителей к детям, о ласках.

Не знали дворянские дети того времени не только ласк, но и такой привилегии детского возраста, как игрушки. Так, Багров внук в самом конце XVIII – начале ХIХ в. не имел игрушек; игрушками ему и его маленькой сестрице служили деревянные чурочки и камешки (1; 293). Об этом писал и родившийся уже в 1842 г. и живший в Москве сын богатого (1,2 тыс. душ) помещика князь П. А. Кропоткин: «В те времена детей не заваливали такой массой игрушек, как теперь. Собственно говоря, их у нас почти вовсе не имелось, и мы вынуждены были прибегать к нашей собственной изобретательности» (48; 18). В первой половине XIX в. самой, пожалуй, распространенной забавой дворянских детей было строительство карточных домиков; заодно уж дети приучались к карточным играм, которые почитались необходимым для человека из «общества» искусством. Хотя куклы известны еще в XVIII в., но это были «взрослые» куклы-Пандоры, своего рода реклама мод, привозившаяся из Парижа и заменявшая модные журналы. А куклы для девочек появились лишь в 40-х гг. ХIХ в., исключительно заграничные, мальчики же в это время забавлялись барабанами, игрушечными саблями и ружьями, приучаясь к военному строю. Неизвестны были и подвижные игры: ведь во время их дети бегают и кричат, а это совершенно недопустимо – они беспокоят взрослых и приобретают дурные манеры! Так что крестьянские дети, не только имевшие игрушки, пусть и примитивные, но и весело игравшие в бабки или свайку, были в некотором роде счастливее дворянских отпрысков. Правда, в более аристократических кругах кое-какие подвижные игры были известны, например, серсо: двое детей, держа в руках некое подобие деревянных шпаг, перебрасывали друг другу деревянное же кольцо. Но думается, где-нибудь под Чухломой или Царевококшайском такого нелепого слова, «серсо», и не слыхивали. Зато дети постарше и в семействах побогаче имели почти взрослые «игрушки»: малорослую верховую лошадь и даже детское ружье, «монтекристо», стрелявшее дробинками. Багров внук (С. Т. Аксаков) рассказывает, как в Башкирии, в гостях в имении Булгаковых, его посадили на «маленькую детскую лошадку» и как он растерялся и испугался, хотя у Булгаковых верхом ездили все – и дамы и дети. Ярославский помещик П. А. Щепочкин, очень богатый и просвещенный «на именины и дни рождения… нам всегда что-нибудь дарил: сестрам – куклы или шляпки, а мне – различные предметы спорта: сначала детское оружие и деревянных верховых коней, затем настоящие пистолеты и маленького пони для приучения к верховой езде, потом отличное охотничье ружье и т.

Быстрый переход