Он писал:

«Подчинять или подчиняться. Я так и не узнал равноправных отношений. Особенно с женщинами. Брать в плен или быть в плену. С Вероникой я чувствовал себя невольником. Сам не знаю почему, но я уверен, что так оно и было. Вот я и надумал все поставить на кон — тогда, на шоссе; это и есть подлинная причина. Она достаточно серьезна, чтобы захотеть разом покончить со всем».

Он колебался, силясь понять, сможет ли мэтр Тессье, прочитав эти строки, разобраться в его характере. Вероятно, ему следовало бы добавить, что он не особенно чувственный, так как работа массажиста отбила у него вкус к эротике. Всю жизнь он, как скульптор, лепит обнаженные тела. Под его руками животы становятся плоскими, талии делаются тоньше, ягодицы — крепче; он давно привык к запахам чужого пота. Адвокату нужны точные данные? Нет ничего легче! Дюваль приписал еще строчку:

«Лучше бы я стал ветеринаром».

Да черт с ним, с адвокатом! К чертям собачьим Веронику! Дюваль отодвинул свои записи и щелкнул золотой зажигалкой. Он забавлялся, кладя ее на стол, рассматривая со всех сторон. Благодаря этой зажигалке-талисману он больше ни перед кем не склонял голову. В течение дня он часто дотрагивался до нее. И думал: «Стоит мне только пожелать, и, как в сказке, мой старый ободранный драндулет превратится в карету, а мсье Жо станет тыквой или крысой!» Оттого-то, глядя на мсье Жо, он едва удерживался от смеха.

Дюваль приобрел каталог по продаже и аренде недвижимости — эта книга тоже представлялась ему волшебной. На каждой странице пестрели объявления:

«Майен. Очаровательная маленькая ферма, после капитального ремонта, на берегу реки. Пять комнат. Гараж. Все удобства. Фруктовый сад. 180 000 франков…»

«Код-д’Ор. Небольшой замок, в хорошем состоянии. Восемь комнат, кухня отделана рустом. Паровое отопление. Гараж на три машины. Двенадцать гектаров земли. Цена по договоренности».

«Небольшой замок». В самих этих словах слышалось что-то чудесное. Воображение рисовало угловую башню, окна в стиле эпохи Возрождения, на черепичной крыше — флюгеры в виде химер или орифламм.

«Обширное поместье с конюшнями. Удобные служебные помещения…»

А это — в Перигоре. Продавалась вся Франция. Она простиралась перед ним в виде фотографий: в неподвижной воде отражались великолепные фасады… сельские домики… шале на фоне горных хребтов… виллы в дюнах… И все цены казались ему доступными. Повсюду он чувствовал себя хозяином. Листая каталог, он испытывал радостное волнение. Он даже забывал о Веронике. Блаженствовал, когда мечты уносили его далеко от дома…

А ведь у него полно дел… Надо открыть новый счет в банке, убедить фирму не спешить с поставкой заказанного им оборудования, и еще, пожалуй, купить себе новый костюм — попробовать сменить кожу… На всякий случай счета он пошлет нотариусу… Но он не торопился. Наслаждался этой двусмысленной жизнью, ее горьковатой сладостью. А пока позволял себе единственную роскошь — отказывался от чаевых, шепча на ушко внезапно красневшим клиенткам: «Оставьте себе на булавки!»

Шли дни. От Вероники не было никаких известий. Вернувшись к своим записям, он наконец нашел решение. Оно поразило его своей простотой. Чем уезжать из Канн в какую-нибудь отдаленную провинцию, не лучше ли ему перебраться в Америку? Там-то он без труда получит свои денежки. Ни тебе развода. Ни алиментов. Ни тем более раздела имущества. И уж точно Вероника не бросится за ним вдогонку. Только порадуется, что ей больше нечего его опасаться, ведь эта дура по-прежнему считает, что…

Да. Это единственный выход. Беда в том, что придется ему ехать в Америку, а это нелегко тому, кто во время уличных шествий грозил кулаком, вопя: «Свободу Вьетнаму!», «Долой плутократов!».