Генсек ЦК КПСС Леонид Брежнев отправился в Пицунду. Но не отдыхать, а работать: 12 марта там у него состоялась встреча с президентом Франции Жоржем Помпиду (кстати, это была последняя официальная встреча президента — через три недели он скончается). А день спустя Брежнев прибыл в Алма-Ату, где намечались торжества по случаю 20-летия освоения целинных земель. Послушаем очевидцев, присутствовавших на этих торжествах. Рассказывает журналист А. Мурзин (кстати, вскоре именно он будет одним из тех, кто сядет писать за Брежнева его нетленки — книги "Целина", "Возрождение" и др., о чем обязательно будет рассказано позже):

"Я Брежнева в первый раз наблюдал на праздновании двадцатилетия целины в 74-м году. Тогда он был еще вполне здоровым. Мы с Валерием Болдиным (да, с тем самым, который при Горбачеве стал руководителем аппарата президента, а потом в "Матросской Тишине" за ГКЧП сидел) поехали в Алма-Ату от "Правды".

В три часа ночи мы встречали Брежнева в аэропорту. На летном поле — номенклатура всего Казахстана, человек 600 выстроились. Все Политбюро ЦК КПСС съехалось, все казахстанские соседи. Только здоровался он, наверное, часа два. А через день с утра (15 марта. — Ф. Р.) юбилейное заседание, потом концерт, а после банкет.

Там, на банкете, куда кому сесть — пофамильно указано было. Все уже сидят, а Брежнева нет. Кунаев (1-й секретарь ЦК КП Казахстана. — Ф. Р.) говорит: "Товарищи, Леонид Ильич задерживается, просил не беспокоиться, он сейчас придет. А я пока произнесу первый тост". Но тут в дверях появляется Брежнев, и на его знаменитой брови белый пластырь. По залу легкий шумок. Только что вроде на концерте сидел без пластыря. Брежнев пошутил: "Вы, конечно, уже подумали, что Брежнев напился и ударился бровью об угол. Это не так. Это — фурункул. Я ведь прилетел из Пицунды с переговоров с Помпиду. Там солнце, а у вас март, холод. Вот немного простудился. Так что первый тост буду произносить я". Ну, дальше "юбилейничали" до четырех утра. И он из зала не ушел, пока все не кончилось. Здоровый, крепкий был…"

Юбилейное заседание, на котором Брежнев толкнул речь часа эдак на два, в общем-то ничем не примечательно: обычные хвалебные словеса. Однако было в докладе генсека одно место, которое вскоре вошло в историю. Что же такого эпохального сказал генсек? А сказал он следующее: "целина не кончается казахстанскими или алтайскими степями. Целина — это тайга Сибири, тундра Севера… Чтобы быть более конкретным, назову лишь один из готовящихся проектов. Это — Байкало-Амурская магистраль, железная дорога, которая пересечет всю Восточную Сибирь и Дальний Восток… Убежден, товарищи, что эта стройка станет всенародной…" Как в воду глядел: вскоре на БАМ отправился первый строительный отряд (600 человек), за которым потянулись и другие. БАМ на долгие годы стал не просто стройкой, а мощным идеологическим оружием в руках режима. Приведу по этому поводу слова бывшего собкора "Комсомольской правды" на БАМе В. Сунгоркина:

"Для речи Брежнева изыскивался яркий пример, подтверждающий преемственность традиций трудового подвига. Да и "большая внутренняя политика", требовала существенного "освежения лозунгов", большой, красивой цели для молодого поколения — экономические реформы окончательно затухли, общественная жизнь скучнела, старые призывы обветшали, и никому уже не казались романтическими. Что затеять для всенародного подвига? Новый завод-гигант? Плотину? Город? В эпоху космоса подобное слишком — как бы это выразиться-то — худосочно… И к тому же все уже было… Думаю, шел поиск. Проворачивались аппаратные шестеренки. Нажимались рычаги. Я не знаю, чей гений проинформировал "самого" о БАМе. Хотя проектирование трассы ни шатко ни валко шло с середины шестидесятых годов, хотя с декабря 1971 года почти в "секретном порядке" и очень неторопливо укладывали рельсы от Транссиба на захолустный поселок Тындинский, это вовсе не означало, что вот-вот начнется "небывалое по размаху" — от Байкала до Амура! А если точнее, то ведь еще "ширше" оказался замах — от Братска до Тихого океана.