Изменить размер шрифта - +
В итоге Герман остановился на Людмиле Гурченко.

Но вернемся к событиям начала декабря.

В те дни по-настоящему детективная история раскручивается с многострадальным романом Василия Гроссмана "Жизнь и судьба". Написанная еще в конце 50-х, эта книга являла собой образец редкого для советской литературы произведения, где война была показана с максимальной достоверностью (в отличие от книг того же С. Днепрова-Цвигуна, к примеру). Именно поэтому ее публикация в Советском Союзе и стала невозможной: когда автор отдал рукопись в журнал "Знамя" для последующей публикации, его главный редактор Кожевников так перепугался, что донес на автора в КГБ. В итоге рукопись изъяли. К счастью, незадолго до обыска один экземпляр романа Гроссман отдал писателю Семену Липкину и тот спрятал его в доме своего брата-математика. Там книга и пролежала до конца 74-го, после чего Липкин решил — пора. Он обратился к писателю Владимиру Войновичу с просьбой помочь опубликовать "Жизнь и судьбу" за рубежом. Тот согласился. За рукописью была отправлена Инна Лиснянская, которая и доставила книгу к Войновичу. Тот решил для облегчения переправки сфотографировать машинопись. И вновь в качестве курьера была отправлена Лиснянская. Эта поездка во многом смахивала на киношный детектив.

Вспоминает С. Липкин: "Надо было на лифте подняться на пятый (или на седьмой) этаж. У лифта стояли двое мужчин. Они показались Инне Львовне подозрительными. Они вошли в лифт вместе с ней и стали по обе стороны от нее. Когда лифт поднялся на нужный этаж, эти двое вышли вместе с ней. Инну Львовну охватил страх. Она позвонила, дверь открыла незнакомая женщина, сказала: "Вы принесли продукты. Спасибо" — и закрыла дверь. Инна Львовна спустилась в лифте, а вместе с нею и те двое.

Вернувшись, Инна Львовна рассказала о происшествии Войновичу. Многоопытный Владимир Николаевич ее успокоил:

— Если следили, то не за тобой. Возможно, за этой квартирой ведется наблюдение. Вот теперь-то тебя, наверное, взяли на заметку.

Первая попытка оказалась неудачной. Фото получилось плохое. Но Войнович был, как всегда, настойчив. Попытку повторил. Позднее я узнал, что он прибег к помощи Е. Боннэр и А. Сахарова. Фотопленка отправилась за рубеж…"

В среду, 4 декабря, Леонид Брежнев летит с официальным визитом в Париж. Там ему предстоит знакомство с новым президентом Франции Валери Жискар д'Эстеном, заступившим на этот пост сразу после кончины Жоржа Помпиду. Советскому гостю отвели роскошные апартаменты в замке Рамбуйе, причем поселили его в комнате бывшего короля Франции Франциска I.

На следующий после приезда день с утра Брежнев принял участие в завтраке (на нем присутствовали всего лишь 8 человек), а в 17.30 ему предстояла встреча с президентом. Однако около трех дня д'Эстену доставили от Брежнева послание, в котором тот просил его перенести встречу на 18 часов. Причем никаких объяснений по этому поводу Брежнев не давал. Президент согласился. Но спустя час от гостя приходит новая депеша: на этот раз с просьбой перенести беседу на 18.30. "Что за ерунда?" — выругался про себя президент, который никак не может врубиться, что происходит. Кто-то из помощников высказывает предположение, что Брежнев занемог (так оно и было), но д'Эстен этому не верит — ведь утром генсек выглядел вполне нормально. Значит, здесь таится какая-то интрига. Как пишет сам президент в своих мемуарах, "если произойдет утечка информации, тогда легко предсказать комментарии: "Брежнев заставляет ждать. Жискара! Никогда он не позволил бы себе такого отношения к де Голлю! Он явно хочет показать, какая между ними разница". Я передаю через генерального секретаря Елисейского дворца свой ответ: если мы хотим, чтобы у нас было достаточно времени для переговоров, откладывать их начало крайне нежелательно. Я буду ждать господина Брежнева в 18 часов в условленном месте…

Я поджидаю Брежнева на пороге.

Быстрый переход