Изменить размер шрифта - +
«Так что пока с приездом не торопитесь, мы позаботимся о ней сами», — закончил свое сообщение доктор. Александров попытался было опять заснуть, однако сон к нему уже не возвращался. Около часа он сел обедать, как вдруг зазвонил телефон. На другом конце провода режиссер вновь услышал голос того же доктора: «Григорий Александрович, крепитесь… Любовь Александровна скончалась». Ноги Александрова подкосились, и если бы не кресло, стоявшее тут же, возле телефонной тумбочки, он бы упал на пол.

В те минуты, когда Александров был на пути в больницу, на «Мосфильме» проходило очередное собрание, на котором обсуждался вопрос: давать или не давать характеристику актрисе Виктории Федоровой, собиравшейся выехать в Америку для встречи там со своим отцом. Как мы помним, первое собрание, состоявшееся месяц назад, ей в такой просьбе отказало, из-за чего Федорова нагрубила его участникам и ушла, хлопнув дверью. После этого ее просьба перекочевала в более высокую инстанцию — к руководству самой студии (ранее этим занимался партком объединения).

Когда Федорова вошла в кабинет, там за длинным столом сидело около двадцати пяти человек, возглавлял которых маленький сухонький человечек с седыми волосами и в заношенном черном костюме. Все знали его как представителя КГБ на студии. Именно он и задал первый вопрос испытуемой:

— Почему вы хотите поехать в Америку?

— Чтобы повидаться со своим отцом, — ответила Федорова. — Он стар и серьезно болен, и если я промедлю, то наша встреча может вообще не состояться.

— Но у нас нет никаких свидетельств о болезни вашего отца, — продолжил свой допрос кагэбэшник. — Если он действительно болен, то вы должны представить медицинское заключение о состоянии его здоровья.

— Хорошо, я постараюсь достать такую бумагу, — согласилась Федорова, которая, перед тем как прийти сюда, выслушала подробную инструкцию своей матери, как надлежит себя вести.

Далее в разговор вступил один из тех мужчин, что сидели по левую руку от чекиста. Он спросил Федорову, почему она не посещает лекции по марксизму-ленинизму. Выслушав ее ответ, он тут же напомнил присутствующим о моральном облике актрисы: дескать, она имеет за плечами несколько разводов.

— Ну и что в этом постыдного? — спросила Федорова.

— А то, что негоже разведенному человеку уезжать за границу. У вас должна оставаться здесь семья.

Федорова улыбнулась:

— Вы считаете, что я не вернусь? У меня здесь остается мать, и вы хорошо знаете, что я хочу повидать отца, а не убежать.

— Но ваш моральный облик… — вновь подал голос кагэбэшник. — Мы знаем, что у вас есть любовник.

— У меня был любовник, — поправила чекиста Федорова, — но с этим уже покончено. И вообще, я никогда не моталась между мужем и любовником, как это делают некоторые.

Присутствующие в зале без лишних слов поняли, в чей огород был брошен этот камень: вот уже несколько лет у кагэбэшника в любовницах числилась молодая студийная актриса. Он и сам понял, кого имела в виду Федорова, поэтому рассердился не на шутку.

— Как актриса вы вполне на уровне, но как женщина — не очень. Советские люди обязаны следовать определенным правилам поведения, и тех, кто их выполняет, ждет вознаграждение, а тех, кто не выполняет…

Чекист не успел закончить свою фразу, поскольку Федорову от услышанного переполнило такое чувство негодования, что она буквально взорвалась:

— Да какое вы имеете право говорить мне о ваших правилах поведения? Вы думаете, я не знаю их и мне неизвестно, как ими манипулируют? Почему, как вы думаете, я никогда не видела отца? Из-за ваших правил! И моя мать вынесла чудовищные страдания из-за ваших правил, пока новый режим не придумал новые! Всю свою жизнь я прожила с клеймом незаконнорожденной, и кто несет за это вину? Вы, каждый из вас!

После этого страстного монолога в кабинете повисла гнетущая тишина.

Быстрый переход