Владимир Высоцкий встретил праздники вдали от Москвы — в городе Глазове, где он выступал с концертами. В праздничный день 1-го Мая он дал сразу четыре концерта в ледовом Дворце спорта «Прогресс». То же самое и на следующий день. А потом концерты внезапно сорвались. Вот как об этом вспоминает В. Янклович:

«Я был в Ижевске, когда из Глазова мне позвонил Высоцкий:

— Срочно приезжай. Здесь творится что-то ужасное!

Еду в Глазов. Ночь, темень, все дороги размыты. Приезжаю в гостиницу — человека, с которым мы договаривались, вообще нет. Другие люди, я их в первый раз вижу. Говорю:

— У нас спектакль, мы уезжаем.

— Как это уезжаете?! Срываются концерты!

На следующий день выясняется, что зрителей нет. Дороги размыты, и почти никто в Глазов приехать не смог. В зале сидели около ста солдат. Хотя была договоренность, что люди все равно приедут — на подводах.

Короче говоря, Высоцкий все бросает и уезжает. Организаторы все равно должны были заплатить: такая была договоренность. А состоялись концерты или нет — это Высоцкого не касалось. Они заплатили…»

2 мая большую промашку допустили советские СМИ. В тот день во всех центральных газетах появилась одна и та же фотография — члены Политбюро приветствуют демонстрантов, стоя на трибуне Мавзолея на Красной площади. Однако в двух газетах эта фотография выглядела по-разному: если в «Вечерней Москве» 1-й секретарь МГК КПСС Виктор Гришин придвинулся к Брежневу на одно место, а Андрея Кириленко на ней вообще не было, то в «Правде» Кириленко в наличии имелся, а Гришин стоял на другом месте — на почтительном расстоянии от Брежнева. Сегодня эти фотографические кульбиты кажутся бредом сивой кобылы, но в те годы их, что называется, изучали под лупой. Особенно кремлеведы на Западе. Ведь по тому, как выстраивались члены Политбюро вокруг своего хозяина, они могли судить о расстановке сил на высшем политическом Олимпе Советского Союза. Впав в транс после увиденного в первомайских газетах, кремлеведы долго ломали головы над тем, что же произошло: либо Гришин в фаворе, либо Кириленко в опале, либо все осталось по-прежнему. Кто-то предположил и вовсе простой вариант: «Вечерка» «придвинула» хозяина Москвы поближе к Брежневу из чисто лизоблюдских побуждений — чтобы угодить Гришину. То есть никакие интриги в Политбюро под этим не подразумевались.

Тяжелыми выдались те дни для главного режиссера Малого театра Бориса Равенских. Как мы помним, в театре его всячески третируют, причем главным застрельщиком этого выступает мэтр сцены Михаил Царев. Равенских жалуется самому министру культуры СССР Демичеву, но тот сохраняет нейтралитет, оставаясь над схваткой. Между тем эта жалоба режиссера вызвала еще больший гнев по отношению к нему со стороны оппонентов. 3 мая на свое заседание собрался Президиум Художественного совета театра, где было принято письменное обращение все к тому же Демичеву. В нем сообщалось: «В сложившихся планах театра ныне не предусмотрены новые постановки Б. И. Равенских. Президиум Художественного совета не находит возможным принять положительное решение по поводу заявления Б. И. Равенских, так же как по вопросу о дальнейшем пребывании его в Малом театре».

Это обращение наглядно демонстрировало режиссеру — в театре его больше не потерпят. Однако Равенских спас… Кто бы вы думали? Брежнев. Вернее, не лично генсек, а его знаменитая «нетленка» — «Целина». Демичев согласился оставить Равенских в театре, если он возьмется за постановку какого-нибудь актуального произведения. И была выбрана «Целина» — самая актуальная для отечественной номенклатуры вещь в то время.

Владимир Высоцкий вернулся в Москву и, видимо, чтобы компенсировать недоработанные в Глазове концерты, принялся «окучивать» столицу.