Но оставим на время кино и поговорим о политике. Член Политбюро ЦК КПСС Константин Черненко 15 августа вручил городу Фрунзе орден Трудового Красного Знамени (награду принимал 1-й секретарь ЦК КП Киргизии Усубалиев). В тот же день Черненко позвонил в Алма-Ату 1-му секретарю ЦК КП Казахстана Кунаеву и предупредил его, что собирается приехать и в его республику, и тоже с почетной миссией — вручить орден Хоргосской заставе, где он когда-то имел честь служить (Черненко не был на казахстанской земле аж 39 лет). Говорят, когда Кунаев собирался ехать встречать высокого гостя, он обронил историческую фразу: «Еду посмотреть на будущего генсека». И ведь действительно, спустя пять лет Черненко станет Генеральным секретарем ЦК КПСС. Однако этой встрече не суждено было состояться. Вот как об этом вспоминает очевидец — В. Владимиров:

«В четверг, 16 августа, я занял место в конце салона на четверть заполненного спецсамолета. Летный экипаж, обливаясь потом, сел в свои кресла, проверил связь. От синих гор до дрожащей линии горизонта степь исходила в жарком мареве. Ждали Черненко с Кунаевым. Негромко обсуждали трагическую весть. Из Харькова сообщили: там по халатности авиадиспетчера столкнулись под углом 90 градусов белорусский и молдавский самолеты. Погибли 47 геологов и футбольная команда «Пахтакор» (как мы знаем, жертв было гораздо больше. — Ф. Р.).

Под такие грустные разговоры на аэродром вместо Кунаева вдруг прибыл Предсовмина республики Ашимов. Мне было приказано отдать Ашимову копии речей и распорядок церемонии вручения ордена заставе и предполагавшихся встреч, расписанный поминутно, что я, мгновенно распечатав портфель, и сделал.

А с Кунаевым, как оказалось, приключилось нечто странное. После долгих бесед с Черненко его, пребывавшего в отменной физической форме, уже поутру одетого, так «зажал» приступ в дверях загородной дачи, что, по словам начальника охраны, «аж пот на лбу выступил». В уже поданный к крыльцу черный «ЗИЛ» Кунаев сесть не смог — каждое движение отдавалось мучительной болью…

Жарища на «заставе молодости» была адова, а в клубе, где предназначалось слушать просветлявшую душу речь, дышалось, как в печке. На открытый воздух перенести встречу Черненко не мог: не Кастро… Как говорить без трибуны, без микрофона, без графина с водой?

Накануне приезда почетного гостя на заставе навели марафет. Домики заново отштукатурили и побелили. Разрисовали на плацу белые линии. Выкрасили в снежный цвет бордюры. На окнах сменили занавески, не успев даже кое-где сорвать бирки с обозначенной на них ценой. Красиво зацементировали три широкие парадные ступени. Заготовили несколько саженцев, чтобы один из них, на выбор, «посадил» в память о своем пребывании на заставе бывший однополчанин…

Испытание всем Константин Устинович задал крепкое. И прежде всего себе. Застегнутый на все пуговицы, при туго повязанном галстуке, да еще под жаром киносъемочных юпитеров (съемка велась не для программы «Время», а для истории), он медленно читал завезенные на заставу из Москвы через Фрунзе и Алма-Ату машинописные страницы. Выступал долго. Дикция была едва ли лучше, чем у Леонида Ильича.

Из читаного слушатели (многих клонило в сон) уяснили главное: не будь Хоргосской заставы, страна не получила бы крупнейшего партийно-государственного деятеля. Вручающий орден напомнил, что именно тут его приняли в партию, а затем избрали «секретарем партийной организации».

«И с тех пор смыслом и содержанием всей моей жизни стала партийная работа», — скромно признался оратор, не отрываясь от текста.

Одолев текст, 68-летний оратор прикрепил к отрядному знамени орден.