Он был крайне раздосадован всем этим.

* * *

Билл Чинг был веселым, жизнерадостным человеком маленького роста, который гордился тем, что в его жилах текла толика крови монгольских предков. Он считал, что вероятностные модели разрешили все насущные проблемы человечества. Алек Мишнофф, тоже из Жилищного бюро, думал иначе: он не сомневался, что вероятностные модели служат ловушкой, в которую безнадежно попалось введенное в соблазн человечество. Поначалу он специализировался в археологии и изучил множество древних предметов, которыми все еще была забита его изящно посаженная голова. Несмотря на властные брови, его лицу удавалось сохранить нежное выражение. В его душе вынашивалась мысль, о которой он до сих пор не осмеливался рассказать никому, хотя увлеченность ею увела его когда-то из археологии в область жилищных вопросов.

Чинг любил повторять: «К черту Мальтуса», и это его выражение стало своего рода словесным клеймом, его отличительным знаком.

— К черту Мальтуса! Мы теперь никогда не дойдем до состояния перенаселенности. С какой бы скоростью мы ни множились, число Homo Sapiens всегда будет конечно, в то время как количество необитаемых Земель останется бесконечным. И нам вовсе не обязательно на каждой планете размещать по одному дому. Мы можем разместить там сотню, тысячу, миллион домов. Места вдоволь, как вдоволь и энергии вероятностного солнца.

— Больше одного дома на планету? — с кислым видом вопрошал Мишнофф.

Чинг знал, о чем тот говорит. Когда вероятностные модели стали только-только входить в употребление, то для ранних поселенцев мощным стимулом являлось единоличное владение планетой. Ведь это как нельзя лучше отвечало запросам мещанина и деспота, которые живут в душе каждого. «Кто из людей настолько беден, — гласил рекламный призыв, — чтобы не стать обладателем империи, по размерам превосходящей империю Чингисхана?» Внедрить сейчас принцип множественности поселений означало бы бросить всем вызов.

— Ну хорошо, — говорил Чинг, пожимая плечами. — Может статься и так, что потребуется психологическая подготовка. И что? Именно с этого вообще и надо было все начинать.

— А пища? — спрашивал Мишнофф.

— Тебе известно, что в некоторых вероятностных моделях мы возводим гидропонные сооружения и разводим дрожжевые клетки. И если придется, мы сумели бы культивировать почву этих планет.

— Облачаясь в скафандры и дыша ввозимым кислородом.

— Кислород мы могли бы получать путем разложения двуокиси углерода — пока растения не пойдут в рост, а там уж они сами сделают всю работу.

— За миллион лет.

— Мишнофф, твой недостаток в том, что ты прочитал слишком много книг по древней истории, — замечал Чинг. — Ты — обструкционист.

Впрочем, Чинг был слишком добродушен, чтобы действительно думать такое про Мишноффа, и тот продолжал читать книги и проявлять беспокойство. Мишнофф страстно мечтал о том дне, когда он смог бы набраться храбрости, чтобы пойти к руководителю отдела и выложить как на духу все, что тревожит его, — вот так: бац, и готово!

Ну а сейчас перед ними находился некий мистер Кларенс Римбро, слегка потеющий и имеющий крайне сердитый вид оттого, что ему пришлось потратить чуть ли не два дня, чтобы добраться в такую даль до этого бюро.

Он достиг кульминационного пункта в своем изложении, сообщив: «А я говорю, что планета обитаема, и я не собираюсь мириться с этим».

Выслушав его рассказ до конца, Чинг сделал попытку как-то успокоить его.

— Возможно, подобный шум связан с каким-либо природным явлением, — сказал он.