Ёраму был тогда двадцать один год. Он имел уже троих детей от двух наложниц и ждал смерти отца, чтобы объявить этих женщин своими жёнами.

Первые двенадцать лет жизни в Иерусалиме были лучшими во всей взрослой жизни Аталии. Пока был жив король Ехошафат, Ёрам, побаиваясь отца, относился к жене, как умел, заботливо, особенно, когда на второй год после переезда в Иерусалим у них родился сын Ахазия, а ещё через год – дочь Иошева. Ехошафат дарил Аталии одежду из ярких тканей и серебряную посуду и просил не обижаться на мужа, который-де холоден с ней не оттого, что любит других женщин, а просто равнодушен ко всем, кроме самого себя. Никто не догадывался, каковы планы Ёрама на будущее правление.

Муж Аталии любил обильную еду, пирушки с друзьями, но много времени проводил и в военных учениях – единственное из его занятий, одобряемое отцом.

Последние два года жизни Ехошафат тяжело болел, и Ёрам был помазан в короли ещё при живом отце. Так поступил и великий Давид, на закате дней велев помазать в короли Шломо. Умирая, Ехошафат Справедливый разделил наследство между семью своими сыновьями.

И дал им отец их множество подарков из серебра и золота и драгоценности вместе с укреплёнными городами в Иудее. Королевство же отдал Ёраму, потому что он – первенец.<…> И вступил Ёрам на трон вместо отца своего, и умертвил всех братьев своих мечом, а также иных из князей иудейских. Тридцати двух лет был Ёрам, когда стал он королём, и восемь лет правил он в Иерусалиме.

Похоронив отца, новый король больше не скрывал множества своих жён и детей – хотя Аталия продолжала считаться главной, и повсюду сопровождала Ёрама.

Вместе с детьми, Ахазией и Иошевой, Аталия находилась при муже и в злополучном Моавском походе, в который Ёрама пригласил задиристый израильский король Ехорам. Войско и обоз долго двигались через пустыню, и там у Аталии начались приступы мигрени, которые ещё не раз повторялись до конца её жизни. Из-за головной боли она едва соображала, как идёт война, не радовалась, как другие женщины, цветным платкам и бутылочкам с благовониями, захваченным при осаде моавитских городов. Легче ей стало к тому времени, когда подошли к столице Моава – городу Кир Харесету. Казалось, этой осаде не будет конца, но моавский царь Меша внезапно сделал вылазку и во главе большого отряда отборных воинов стал прорываться через позиции израильско-иудейского войска к армии короля Эдома, надеясь склонить того к измене иврим. Он ничего не добился, потерял половину гвардии и едва успел опять вернуться за крепостную стену своей столицы. В том тяжёлом бою на стороне иврим отличились два воина: иудейский король Ёрам и израильский командир Еху бен-Нимши. Вечером во время пира, когда пьяный Ёрам ушёл с друзьями к палаткам моавитских пленниц, перед растерянной Аталией внезапно возник знакомый израильский офицер.

– Ты не забыла меня, королева?–услышала она хриплый голос, и не поднимая взгляда, прошептала:

– Я тебя помню.

– Значит, помнишь и моё предложение, – продолжал он. – Я ведь от него не отказался.

– Я – жена короля Ёрама! – растерялась Аталия.

– Этот не в счёт, – усмехнулся Еху бен-Нимши, и Аталии опять стало страшно.

Она попросила его уйти и больше не появляться перед ней. Тут же вернулся Ёрам. Он не обратил внимания на испуг жены, стал угощать Еху вином и хвалить его за храбрость в бою. Аталия ушла из королевской палатки и направилась к детям. Маленький Ахазия спросил, отчего мама так дрожит? Она не ответила, но с этих пор страх за своих близких часто возвращался к ней, и тут же вспоминался голос Еху бен-Нимши: " Этот не в счёт!"

Вернувшись с той ничем не окончившейся войны, иудеи застали столицу разграбленной кочевниками.