Она вновь запела, и я почувствовал, что в ней пела Изида, откинувшая свое покрывало, очень динамичная и живая:

Я — звезда, восходящая над закатным морем.

Я приношу людям сны, управляющие их судьбой.

Я приношу в души людей приливы и отливы снов,

Приливы и отливы, снова и снова…

Они моя тайна, они принадлежат мне.

Я — вечная Женщина, я — Она!

Приливы и отливы людских душ принадлежат мне.

Приливы и отливы, снова и снова…

Безмолвные внутренние приливы и отливы, управляющие людьми.

Они — моя тайна, они принадлежат мне.

Из моих рук человек получает свою судьбу.

Мое прикосновение пробуждает противоположные качества.

Они — мои приливы и отливы, они принадлежат мне —

Гере в небесах, на Земле — Персефоне;

Левине приливов и отливов и Гекате,

Диане Луны, Звезде Моря — Изиде Разоблаченной и Гее, Винах, Рее!

Пока она пела, ее руки своими взмахами ласкали мою душу, как бы выманивая ее прочь из тела.

Затем Морган двинулась в направлении окна — медленно, так что ни одна складка ее одежды не пошевельнулась. Я не последовал за ней, так как чувствовал себя совершенно не способным двигаться. Она вышла во внутренний дворик; луна была уже высоко, и весь форт был залит ее серебристым светом. Некоторое время она неподвижно стояла среди разбитых штормом фигур, которые изображали морских тварей; стоило лишь крошечному облачку немного заслонить луну и казалось, что звери мгновенно оживали и начинали двигаться. Затем она двинулась к ступеням, которые вели к утесу. Балюстраду совершенно снесло штормом, так что ничто не отделяло ее от моря. Падавший на нее лунный свет заставлял сиять ее одежды, но она все равно оставалась почти невидимой на фоне яростно сверкавшего моря. Она дошла до самого края утеса — туда, где плоский, как стол, кусок скалы едва-едва виднелся из-под волн начинавшегося прилива.

Господи Боже! — подумал я. — Ведь она наверняка стоит по колено в воде! А что если она оступится на краю?

Но я был бессилен двигаться, как будто пригвожденный.

Я мог лишь смотреть на нее — теперь ее серебристое платье почти совсем сливалось с предательскими высверками поверхности моря. Затем облако закрыло луну, а когда ночное светило выглянуло опять, я увидел легкий туман, Длинными космами наползавший с моря на берег. В неясной дымке я никак не мог больше рассмотреть фигуру Морган.

Моим первым побуждением было пойти туда и убедиться, что она вне опасности, но какое-то сильное внутреннее чувство удержало меня. Я знал, что мне не следует этого делать и что с ней все в порядке. Я сидел на стуле и просто ждал.

Внезапно у меня возникло ощущение, что я нахожусь в комнате не один. Ни одного шороха, ни одного звука за моей спиной не указывало на чье-либо присутствие — и все же я его ощущал, пока оно не переросло в чувство страха и волнения, которое всегда чувствуешь в присутствии очень динамичной сильной личности — одной из величайших на Земле. Я выжидал, прислушиваясь, сдерживая каждый вдох свой в попытке уловить хотя бы малейшее движение за спиной, но, как загипнотизированный, все не мог повернуть голову.

Наконец, я физически четко услышал звучный, размеренный и спокойный голос — это был голос Лунного Жреца, на этот раз не лишенный материальности. Он все струился и струился, подобно журчащей воде, а в паузах я слышал, как волны прилива бились о скалы, понемногу затапливая утес. По мере звучания передо мной разворачивались описываемые им картины, и я понимал, почему Священное Евангелие утверждало, что все создало Слово, носившееся, подобно духу Божьему, над поверхностью вод.