|
По-моему, именно это имел в виду Джордж Роуби: женщину такого типа можно спокойно оставить на скамейке Гайд-Парка, отправляясь куда-нибудь выпить; будьте уверены, что, возвратившись, вы найдете ее там, спокойно ожидающей вас. Кому нужен такой тип женщины? И зачем она нужна самой себе, бедняга? В конце концов, в жизни приходится нанимать кухарку, уборщицу или хотя бы раз звонить в медицинскую службу, чтобы вызвать сиделку: но зачем же на них жениться? Думаю, что в течение всей жизни я бы не нашел ни сил, ни времени, чтобы объяснить это Молли; и тем не менее объяснить это было необходимо. Как будто прочитав мои мысли, она спросила меня:
— А как повлияет на меня, Уилфрид, медитация на Луну? Я сказал, что не знаю. Ей лучше было самой попробовать — и помогать ей в этом я не собирался. Теперь я понимал ценность классического образования. Старина Коук, хотя и был бакалавром искусств, читал нам лекции исключительно модернистского направления — в Дикфорде это считалось очень модным, ибо все, кто учился у него, могли надеяться на приличный заработок и повышенную жизнеспособность в темных закоулках современной жизни. Я же выучил латынь лишь настолько, чтобы разобрать комментарии к Гиббону, который был пусть просвещающим, но не способствовавшим совершенствованию. В то же время, изучив древних классиков в оригинале, вы получаете точку зрения, которая может быть очень ценной для определения того, что происходит с этическими нормами городов, подобных Дикфорду. В связи с этим мне иногда приходит в голову мысль о забастовках железнодорожников, добивающихся буквально первоочередного выполнения правила «безопасность — превыше всего», что приводит к тому, что все поезда начинают опаздывать, а некоторые товарные составы вообще отменяются. Некоторые кодексы можно чтить, лишь нарушая их. Так что я оставил Молли наедине с «библиотекой Леба», предоставив ей самой разбираться во всем этом, — ив течение нескольких недель она удивительным образом изменилась. Это были достаточно напряженные недели, так как прогнозы Молли о начале расцвета сферы недвижимости в Дикмауте подтвердились. У меня не было достаточно ни времени, ни сил, которые я мог бы уделять ей; зато мы были теперь гораздо более счастливы вместе, и я позволял ей копаться в книгах и бумагах Морган, ибо бесконечно доверял ей. Она не говорила мне, что она там разыскала; я же, правду сказать, забывал спросить ее об этом, ибо с головой был погружен в идею любой ценой — силой, подкупом, запугиванием или лестью — заставить муниципалитет Дикмаута составить генеральный план застройки города прежде, чем выстраивать в каждом направлении ряды однообразных клетушек. Тут неожиданно они перевернули все с ног на голову, лестью вынудив меня войти в состав муниципалитета; так что, еще не поняв, что произошло, я уже оказался одним из отцов города — я, какая-то тень паршивой дикфордской овцы! Никогда в жизни я не работал столь тяжело. У меня не было даже времени заботиться о своей астме, так что пришлось оставить ее на произвол судьбы в надежде, что она сама позаботится о себе. Дела у меня шли теперь гораздо лучше. Теперь ко мне относились, как к человеку, а не паршивой овце; все письма о строительстве доходных домов и мифических домов престарелых, казалось, были пронизаны одним желанием: найти того, кто научит вести строительство, не уродуя природу города, — так что всем казалось, что я «свой человек». В один из моментов меня даже предложили на пост члена парламента от социалистической фракции, хотя я не понимал, что общего между мной и социалистическими тенденциями — разве что то, что я иногда надувал викария (каждый, кто практикует это в глубинке, считается сочувствующим анархистам). Может быть, именно по этой причине меня в свое время избрали членом Клуба трудящихся города Дикфорда, хотя не последнюю роль сыграло то, что я умел быть рубахой-парнем даже с самыми отвратительными людишками. |
