Худощавый мужчина с резкими волевыми морщинами и энергичным поворотом головы выгодно выделялся на фоне товарищей по несчастью. Взгляд его был невозмутимым, лицо спокойным и интеллигентным, манеры внушали невольное уважение.

Этот русский, имевший в послужном списке на родине три судимости и два побега, вот уже несколько месяцев был главной достопримечательностью «Сантэ». Директор тюрьмы непременно показывал его почетным посетителям, присовокупляя цветастый рассказ о подвигах своего подопечного. Местные «вертухаи» смотрели на русского арестанта, словно на диковинного зверя в зоопарке. Еще бы – сталкиваться с такими людьми им еще не приходилось…

Все тюремное начальство знало, что этого зэка зовут Алексей Сазонов и что соотечественники нередко величают его Лехой и Жуликом. Знали и то, что в России за Жуликом числится целый букет преступлений: дерзкий побег из тюремного вагона, блистательное ограбление преуспевающей фирмы, хитроумный обман российской полиции… Во Францию он прибыл из любви к перемене мест и изысканной роскоши. Раскатывал по Парижу на белом «Ягуаре», обедал в «Максиме», ужинал «У Александра», а ночи проводил в будуарах самых роскошных парижских кокоток. Агенты Интерпола взяли Леху Сазонова в фешенебельном ресторане на Елисейских Полях. Через неделю этого опасного преступника должны были экстрадировать в Россию, где его наверняка ждал многолетний срок в дикой заснеженной Сибири.

Российские правоохранители предупреждали: рецидивист по кличке Жулик дьявольски изворотлив и наверняка попытается бежать еще до экстрадиции. Именно потому за Сазоновым следили так, будто бы он был приговорен к гильотине. В двухместный бокс, где он содержался вместе с пожилым московским банкиром Сергеем Вишневским, каждые пять минут заглядывал коридорный. К чиновникам Интерпола и представителям российского посольства Жулика выводили аж четверо «вертухаев». А на прогулках за ним неотрывно наблюдали самые опытные специалисты охранного ремесла…

Время прогулки близилось к концу. Вечернее солнце, перевалив через гребень стены, скрылось за высоким домом напротив. Во дворике сразу же сделалось прохладно. Надзиратели нетерпеливо посматривали на часы, собираясь загонять зэков по боксам.

Неожиданно из угла, где кучковалась восточноевропейская братва, послышался взрыв дикой ругани, и уже спустя несколько секунд эти звуки перекрыло злобное кхеканье и звон оплеух.

Французы, алжирцы и негры опасливо переместились подальше: от буйных и непредсказуемых славян можно было ожидать всякого. Видеокамеры на консолях плавно развернулись в сторону нарушителей режима. А к месту происшествия уже бежали охранники…

Как и следовало ожидать, драку затеял тот самый Сазонов, которого на днях должны были экстрадировать в Россию. Противником Жулика был его сокамерник, Сергей Вишневский. Это не удивляло: вся тюрьма знала, что русские арестанты давно уже не ладили между собой.

Победителя кулачной дуэли можно было определить и без секундантов. Естественно, им стал умудренный лагерным опытом Жулик. Лехин противник пребывал в тяжелейшем нокдауне. Правый глаз Вишневского чугунел кровоподтеком, из уголка рта текли красные слюни. Вжимаясь спиной в стену, он утирал разбитый подбородок, бормоча с ненавистью:

– Да я, когда выйду на волю… я тебя, уголовная рожа… из-под земли достану! И закажу!..

Победитель не расходовал силы на пустые угрозы и обещания. Резаный удар в скулу – и Вишневский, ударившись затылком о стену, медленно сполз на каменные плиты двора. И сразу затих.

– Рот закрой, вафля залетит, – невозмутимо посоветовал Леха, утирая кровь с кулака.

Русские зэки заржали, словно брачующиеся жеребцы.