То ли мой тон
производит впечатление, то ли книжка, но он безропотно выкликивает:
- Захарьев! Купала!
И два молоденьких сержанта - Захарьев и Купала - поступают в мое
распоряжение, садятся в "Волгу".
- Пошел! - тут же командую я Сереже, и машина срывается с места.
Сержанты, молоденькие мальчишки, видимо, сразу после сержантской
школы, с любопытством озираются, спрашивают:
- А куда едем? Далеко?
Но не проехав и ста метров, машина тормозит, я приказываю:
- За мной! Быстро!
Лифт, как на зло, занят грузчиками мебели - кто-то из жильцов дома
завозит новый мебельный гарнитур.
Чертыхаясь, бегу на восьмой этаж, чувствую, что сердце сейчас
выскочит из груди, и на площадке седьмого этажа под выжидающими взглядами
молоденьких сержантов перевожу дыхание. Наконец - восьмой этаж, дверь
долго-сабуровской квартиры, я нажимаю на звонок, сержанты по всем правилам
милицейской науки становятся у стенки по обе стороны двери. Но никто,
конечно, не отвечает. Я жму звонок еще и еще раз, но - без толку, только в
соседней квартире на секунду высветляется звонок, но тут же и гаснет.
Роюсь в портфеле, вынимаю перочинный нож и, уже не цацкаясь, самым
варварским способом ковыряю дверь, отжимаю замок. Уже первого взгляда на
квартиру достаточно, чтобы понять: Долго-Сабурова мы вспугнули всерьез. В
квартире нет импортной звуковой аппаратуры, нет цветного телевизора, нет
западных журналов с голыми бабами и даже самиздатовской копии "Москва -
Петушки".
Я напрямую иду на кухню, открываю холодильник. Конечно же, никакого
меда нет, это ясно. Под недоумевающими взглядами сержантов я с досадой
пинаю ногой ящик с узбекским виноградом - тот самый виноград, который был
утром в поезде, - сажусь за стол и барабаню пальцами. Нужно успокоиться.
Что, собственно, произошло? Проводник Долго-Сабуров занимается незаконной
перевозкой наркотиков - это еще нужно доказать, но допустим. Допустим, он
действительно возит опиум из Средней Азии в Москву - какое это имеет
отношение к Белкину? К Акееву? К Генералу? К убийству старухи
Долго-Сабуровой? Если у него нет алиби - он был в рейсе, когда ее убили,
если мы его упустили с этим медом-опиумом, он чист. Он чист. И все-таки...
очень уж сильно он испугался, слишком сильно - как перед бегством или
арестом кинулся ликвидировать ценные вещи. Что он первым делом избавился
от наркотиков, в этом я не сомневался, еще когда гнал Сережу по Садовому
кольцу, но была все-таки надежда застать его дома, хотя бы застать дома и
на всякий случай отправить на пару дней в КПЗ. Теперь, глядя на эту
наполовину опустевшую квартиру с разбросанными вещами и следами явной
спешки, я понял: этот "племянник" обвел меня буквально на мякине - на
воске! - и ускользнул.
Я встал, прошел в спальню к телефону, и уже протянул руку к трубке,
как вдруг телефон зазвонил сам. |