Пришлось выдать ему справку,
что он не Белкин. Да не смотрите вы так - это не он. У меня сегодня было
одиннадцать Гридасовых и шесть Акеевых. Сейчас еще троих привезут, только
что звонили. Правда, с "Акеевыми" проще, я тут вызвал Синицына - помните,
свидетель-рисовальщик с Курского вокзала? Он у меня по Акееву лучший
специалист. Жаль, что он остальных участников похищения не помнит...
Я разглядываю Пшеничного. За эти четыре дня с ним произошли
значительные изменения. Из усталого, замотанного и даже изнуренного
будничной работой следователя районной прокуратуры он превратился в
спокойного, уверенного в себе и знающего себе цену работника. Голубые
глаза внимательны, но без этого внутреннего русского надрыва и отчаяния,
воротник белой рубашки выпущен поверх пиджака, и все - чистое, аккуратное,
выглаженное, сразу видно, что работа в Прокуратуре СССР для него событие.
Интересно, есть ли у него жена, дети? Четверо суток работаем по одному
делу, а бутылки пива вместе не выпили, нехорошо это, не по-русски. Я
смотрю на часы:
- Минут через двадцать, Валя, здесь будет Айна Силиня. Пред®явите ей
всех фигурантов - Акеева, Гридасова, Долго-Сабурова. На двоих из них мы
сейчас выходим. Если она их опознает, наше дело почти в шляпе, тьфу, тьфу,
тьфу! - я и суеверно стучу костяшками пальцев по косяку деревянной двери.
Потом спрашиваю:
- У вас подготовлены фототаблицы для пред®явления на опознание?
- Игорь Иосифович! - укоризненно отвечает Пшеничный, и я понимаю, что
вопрос был излишним, даже нетактичным. По закону необходимо пред®являть
свидетелю для опознания не одного человека и даже не одну фотографию, а
ряд лиц или фотографий одновременно, не менее трех, чтобы не оказывать на
свидетеля давление. Иначе в суде подобное опознание не будет принято как
доказательство, что случается нередко из-за неграмотности следствия. Но
Пшеничный, конечно, не новичок.
- Хорошо, Валентин. Вот директор вагона-ресторана, пусть он посидит у
вас, ему на второй этаж нельзя. Светлов в каком зале?
- В третьем, Игорь Иосифович...
Оставляю Ираклия Голуба Пшеничному, а сам с Марьямовым поднимаюсь на
второй этаж. Здесь сегодня большое оживление. Похоже, что помимо нашей
группы работают еще несколько, и первые восемь комнат превращены просто в
гримерную, словно в театре на Таганке или в "Современнике". Большая группа
оперативников уже переодета в старшие чины авиации, в бородатых северных
геологов, морских офицеров, и я с удивлением слышу из соседней двери
знакомый голос моего приятеля Бакланова:
- Потрясающе! Летчики, геологи, моряки, а все в одинаковых в казенных
милицейских ботинках. Называется - законспирировались!
Заглядываю в эту комнату. Увидев мое удивленное лицо, Бакланыч
говорит:
- Привет! Беру картежную мафию. Обыгрывают, понимаешь, наших
доблестных офицеров, приезжающих после службы за границей. |