|
Сам того не сознавая, Сайрус А. Вильям отверг сейчас целую цивилизацию – свою собственную. Он хмуро закурил сигарету, открыл окно и, облокотясь на подоконник, стал смотреть, как солнце золотит Верону яркими мазками. Итак, с этим покончено. Каникулам конец. Последним каникулам. Прощай, друг Ромео, и мама, которая так хорошо готовит спагетти, и драчливые bambini, и привратница, поклонница мужской красоты, и Мика Росси, которая теперь останется совсем одна... Прощай, милая Джульетта... В ушах американца еще отдавался крик, вырвавшийся у нее, когда она увидела его в гостиной своих родителей. Джульетта любит его... Но с ней ему никогда не стать сенатором Массачусетса. Вопрос только в том, стоят ли Массачусетс и грядущая слава Джульетты и Вероны... Сайрус А. Вильям встряхнулся, чтобы разрушить чары. Перед ним лежит прямая и ясная карьера, высочайшие почести, груды долларов – вот что его ждет. Ему не следует ни о чем жалеть. Он направился в ванную, но наткнулся на кресло и уселся выкурить еще сигарету и последний раз помечтать о Джульетте. В его мозгу, слегка затуманенном после почти бессонной ночи, медленно проходили все мужчины и женщины, встреченные им в Вероне за эту неделю. Он вспомнил старика в ночной рубашке, кричавшего "Viva il Duce!", и полицейского, с которым чуть не подрался, и славного кабатчика, распившего с ним граппу...
Яростный стук в дверь вернул Лекока к действительности. Он пошел открывать и увидел Мэтью Д. Овида, который отстранил его и вошел. Не успел Сайрус А. Вильям проронить хоть слово, отец Валерии вскипел: – До самолета меньше часа, а вы еще в пижаме? – Меньше часа? – Пять минут первого! – Я не заметил, как прошло время... Я сейчас... – Даю вам десять минут! Устремляясь в ванную, Лекок успел спросить: – А где Валерия? – В аэропорту. Сайрус А. Вильям, начавший было бриться, остановился. – Почему же она за мной не зашла? – Потому что не была уверена, что вы расположены ехать! Лекок прервал свой туалет. Неужели Валерия поняла все лучше, чем он? Не показывает ли она ему своим поведением, как он должен поступить? Да, но Массачусетс... сенат... Удивленный внезапным молчанием, Пирсон вскричал: – Ну? Вы что, онемели? Сайрус А. Вильям вернулся в комнату. – Пирсон... – Что такое? – Я вот думаю, а не права ли Валерия? – Насчет чего? – Насчет моего желания ехать? – А! Тон Мэтью Д. Овида вдруг изменился. – Сайрус... вы не любите мою дочь? – Ну, скажем, не так, как я думал. – Понятно... Вчерашняя крошка, да? – Да, как видите. – Послушайте, Сайрус: если мы уедем без вас, с помолвкой будет покончено и ваше положение в Бостоне сильно пострадает. – Между нами говоря, Пирсон, мне на это плевать. Отец Валерии остолбенел, котом хлопнул по плечу своего несостоявшегося зятя: – Опять же между нами, Лекок, вы чертовски правы! Я всю жизнь изнывал от тоски с матерью Валерии, и не думаю, чтобы дочка оказалась лучшей женой, чем мать. У нее слишком много долларов, чтобы стать хорошей женой. Вы увезете свою милашку в Штаты? – Нет. – Но не поселитесь же вы среди этих полупомешанных? – А они думают, что помешаны мы, и в этом тоже есть доля истины... Вы сердитесь на меня? – За что мне сердиться на человека, который, собравшись лезть в петлю, вновь обрел вкус к жизни и раздумал вешаться? – Вы молодчага, Мэтью Д. Овид! – Скажите лучше, бедолага! До свиданья, сынок, и желаю удачи! Выходя, Пирсон обернулся: – Я, пожалуй, буду теперь наезжать в Европу чаще, чем раньше, и, если вы меня примете, Сайрус, Верона меня еще увидит. |
