Конечно, он проспал: шесть утра. Максимилиан быстро оделся и вышел на улицу. Пешеходы на тротуарах попадались редко, но машин уже было много. Его «фольксваген» стоял за углом.
Столбик бензомера показывал три четверти бака — можно ехать, не заправляясь в Вене. Фак завел мотор, выбрался на Грабен и пристроился в колонну нетерпеливо пофыркивающих машин.
Выехав из города, Фак прибавил скорость, ветер засвистел в ушах, и стало даже прохладно, хоть поднимай стекла. Но этого делать он не стал, свежий воздух бодрил его.
Утром небо — ясное, ни одного облачка. Альпы, вырисовывающиеся вдали, еще не окутались дымкой. Ослепительно сверкал на вершинах снег, выпавший ночью.
Когда у Максимилиана появилась машина, он намеревался чуть ли не каждый день выезжать за город. Но это не получилось: все работа, работа, а потом уже просто лень.
В последние годы Фак возглавлял отдел искусства и редко покидал Вену, разве что приходилось иногда бывать в Зальцбурге, где проходили международные музыкальные фестивали.
В Линце Фак заправил свою машину бензином, а потом остановился около кафе. В низеньком прохладном помещении его встретила официантка, совсем молоденькая девочка. Она мигом принесла Максимилиану кофе. Мордашка была у нее очень славненькая. Максимилиан взял ее за подбородок.
— Вот тебе на булавки, — сказал он, сунув в карманчик ее беленького фартучка 100 шиллингов. Если бы у него имелось свободное время, он задержался бы здесь, повез ее в магазин, где она могла выбрать себе любую вещь, и чувствовал бы себя принцем, осчастливившим Золушку. Но нужно было торопиться.
Погода неожиданно испортилась. Начался ливень. Толстые струи дождя, как веревки, били по крыше, и «дворники» не успевали сбрасывать воду с ветрового стекла. Пришлось снизить скорость и включить желтые фары.
Когда Фак вошел к Мирбаху в номер, тот уже складывал вещи.
— Наконец-то. Думал, что уже не приедешь.
— Подвела погода, — ответил Максимилиан.
Они обнялись.
— Садись. Я сейчас.
Фак оглядел комнату. Все было очень чистым, свежим: мягкий серый пластик под ногами, стены, выкрашенные под цвет полуденного солнца (Фак не нашел другого сравнения), умывальник, слепящий белизной, у кроватной тумбочки — модерновый торшер, а на столе — цветы. «Мило. Сразу видно, что владеет «Хаусзальцбургом» женщина. Цветы, конечно, ей обходятся недорого: цветник во дворе. Здесь я и переночую», — решил Максимилиан.
— Ну вот и все, — сказал Иоганн, выставляя чемодан за дверь. — Ты подвезешь меня в аэропорт?
— Конечно. Так что у тебя стряслось?
— Шеф отзывает меня, а мои репортажи больше не печатаются.
— Но они имели колоссальный успех.
— Вот именно.
— Так в чем дело?
— Это я и хотел бы знать. Правда, кое-какие соображения у меня имеются на этот счет. Ты читал мои последние материалы?
— В общем… да, но что ты имеешь в виду конкретно?
— Значит, не читал. Не буду пересказывать, скажу только, что я кое-кого зацепил, и, видимо, крепко. Дело не только в фальшивых деньгах. Грюнзее хранит секреты почище. Ты знаешь историю концерна «Дегусса»?
— Кое-что слышал. Я только не пойму, чего ты от меня хочешь?
— Чтобы ты помог. Многие нужные люди живут в Австрии, с ними надо встретиться, поговорить…
— Послушай, Иоганн, это авантюра. Чем ты располагаешь? Насколько я понял — ничем. Разрозненные факты, сомнительные документы, домыслы, догадки… Если «Дегусса» подаст в суд, то, в лучшем случае, ты отделаешься огромным штрафом. |