Ей хотелось обратиться к кому-то еще, к кому-то из внешнего мира, к человеку, который ничего не знает и которому можно будет рассказать все по порядку и услышать более нейтральное мнение. Но кто это может быть?
Виктор. Да, возможно, он.
Но это рискованно. И нужно решить еще одну серьезную проблему: как сказать ему, что ей срочно нужна помощь? Как ему об этом сообщить?
Прежде всего нужно успокоиться и все обдумать. Ум всегда был ее лучшим оружием. Она прекрасно знала, что человеческий разум — оружие намного более опасное, чем нож в руках.
Элиса подумала, что по крайней мере звонок, которого она ждала с самого утра и от которого с этого момента зависит ее судьба, уже состоялся.
Она еле узнала голос — таким дрожащим и нерешительным он ей показался, как будто говоривший был так же смертельно напуган, как и она сама. Но никаких сомнений в том, что это — тот самый звонок, не было, потому что единственное слово, произнесенное мужским голосом, было именно то, что она ждала:
— Зигзаг.
3
Жизненно важный вопрос, над которым в этот миг бился Виктор Лопера, заключался в том, можно ли считать аралии, которые он выращивал на аэропонике, частью природы. На первый взгляд ответ был положительным, потому что это живые существа, настоящие Dizegotheca elegantissima, которые дышат и поглощают свет и питательные вещества. Но, с другой стороны, природа никогда не смогла бы в точности воспроизвести их самостоятельно. На них был отпечаток человеческого вмешательства, они представляли собой плод технологии. Аралии находились в прозрачном пластике, позволявшем наблюдать за удивительными разветвлениями корней, Виктор контролировал температуру и кислотность среды и рост растений с помощью электронных инструментов. Чтобы не дать им вырасти до высоты около полутора метров, которой они, как правило, достигают, он использовал специальные удобрения. Ввиду всех этих причин его четыре аралии с листиками бронзового цвета с чуть ли не серебристым отливом, не превышающие в высоту пятнадцати сантиметров, были по большому счету его творениями. Без его усилий и современной науки их бы никогда не существовало. Так что вопрос о том, являются ли они частью природы, вполне имел смысл.
Он решил, что да. С любыми возможными оговорками, но однозначно да. Для Виктора этот вопрос входил за рамки мира растительности. Ответ на него означал признание веры в технологию и прогресс или скептического отношения к ним. Виктор был из тех, кто видел будущее за наукой. Он, на манер Тейяра де Шардена, свято верил в то, что наука — это иная форма природы и даже новый взгляд на религию. Его жизненный оптимизм уходил корнями в детство, когда он узнал, что его отец, хирург, мог вносить изменения в жизнь и исправлять ее ошибки.
Однако, несмотря на восхищение отцовскими способностями, Виктор не пошел на биологический факультет, как его брат, тоже ставший хирургом, или сестра-ветеринар, а выбрал теоретическую физику. Он считал, что работа его брата и сестры слишком связаны с нервотрепкой, а Виктор любил покой. Вначале он даже думал посвятить себя профессиональным шахматам, поскольку обладал серьезными способностями к математике и к логическому мышлению, но скоро понял, что соревнования — тоже штука нервная. Не то чтобы ему вообще не хотелось ничего делать — ему нужен был внешний покой, чтобы вести мысленную битву с загадками, размышлять над всякими вопросами или заниматься решением запутанных головоломок.
Он наполнил один из опрыскивателей новой смесью удобрений, которую собирался испробовать исключительно на аралии «A». С помощью герметических перегородок он разделил все растения, чтобы экспериментировать с ними по отдельности. Сначала он вынашивал мысль назвать их как-то более поэтично, но в конце концов остановился на четырех первых буквах алфавита.
— Что же ты так испугалась? — ласково прошептал он растению, закрывая крышку опрыскивателя. |