Но в рассуждениях Бланеса она не видела ни малейшей неувязки.
— Нет, нет, нет… — настаивал Виктор. Капающий все реже мелкий дождик оставлял на его очках прозрачные точки. — Если то, что ты говоришь, правда, то этические решения, добро и зло — во что все это превращается? Просто в трансформацию сознания во времени? Значит, они не связаны с глубинной сущностью нашего «я»? — Виктор все больше повышал голос. Элиса встала, опасаясь, что солдаты их услышат, но вокруг, похоже, никого не было. — По твоей абсурдной идее, любой человек, лучший из всех людей, даже… даже… Иисус — может быть чудовищем в отдельно взятый момент времени!.. Ты понимаешь, что ты утверждаешь?.. Любой человек мог сделать то, что… что я видел в кинозале! То, что я видел, Давид… То, что мы с тобой видели, то, что он сделал с этой несчастной женщиной… — Его лицо превратилось в гримасу ужаса и отвращения. Он снял очки и провел по лицу рукой. — Я признаю, что ты гений, — добавил он уже спокойнее, — но твоя сфера деятельности — физика… Давид, добро и зло не зависят от хода времени. Они отпечатаны в нашем сердце, в нашей душе. У всех у нас есть какие-то порывы, желания, искушения… Одни их контролируют, а другие поддаются — в этом суть религиозных верований.
— Виктор, — перебил его Бланес, — я хочу сказать, что это мог быть любой человек. Это мог быть я. Раньше я так не думал. Где-то в душе я всегда думал, что могу исключить себя из лотереи с Зигзагом, потому что я хорошо знаю, каков я в душе, или мне кажется, что знаю… Сейчас я думаю, что никого нельзя исключить. В этой лотерее принимает участие все человечество.
— И все же, — заговорила Элиса, — мы должны узнать, кто это. Если это не Жаклин, у него есть еще двадцать четыре часа, чтобы совершить новое нападение…
— Ты права, самое главное сейчас — задержать Зигзага, — согласился Бланес. — Мы должны посмотреть обработанное изображение.
— Я могу попробовать сделать это сейчас, — предложила она.
— Не знаю, подходящий ли сейчас момент…
— Подходящий, — сказал Виктор. — Пока меня вели по корпусу, я видел, что на станции осталось только двое солдат, которые спят в лаборатории Зильберга, и один дежурит у комнаты, где заперли Картера. — Он обернулся к Элисе. — Если ты войдешь через первый корпус, то сможешь пробраться в зал управления незамеченной…
Я попробую, сказала Элиса. Изображение уже должно быть четким.
— Я с тобой, — вызвался Виктор.
Они посмотрели на Бланеса, тот кивнул.
— Хорошо, я буду дежурить в кухне на случай возвращения Гаррисона и его людей. Нам нужно действовать быстро. Когда мы узнаем, кто такой Зигзаг… мы уничтожим все данные, чтобы «Игл Груп» никогда не узнала о случившемся.
Она кивнула, зная, что он имеет в виду. Мы уничтожим все, включая того из нас, кто окажется Зигзагом.
Они разделились там же, и Бланес порывисто обнял ее. Потом немного отстранился, чтобы заглянуть ей в глаза, и проговорил:
— Элиса, Зигзаг — это просто ошибка, я в этом уверен. Ошибка на бумаге, а никакое не злобное чудовище. — Тут он улыбнулся, и его голос прозвучал, как голос преподавателя, которым она когда-то так восхищалась: — Иди и исправь наконец эту дурацкую ошибку.
«Самое главное сейчас — задержать Зигзага», — с этими словами Бланеса Гаррисон был более чем согласен. Однако, утверждая, что это не злобное чудовище, ученый глубоко ошибался. |