Промахнулись мы мимо всех обитаемых мест и выехали в дикую глушь. Наконец, увидели брешь в камнях. Въезжаем на подъем и видим два пулеметных ствола, направленных прямо на нас.
— Здравствуйте, товарищи. Заблудились? — спрашивает нас пожилой финн вежливо.
— Здравствуйте, — тоже вежливо отвечаю.
Толкаю немца, общайся с союзниками.
— Нам нужен представитель военной разведки, — говорит шпион. — Мы из СД, возвращаемся с задания.
Финн с легкостью перешел на немецкий, а я, учуяв запах дыма от костерка и кофе, пошел на него, будто меня манил голос сирен.
— Мне, — говорю, — чашечку двойного капучино без сахара.
Посмотрели на меня финны, и налили армейскую кружку до краев.
Выжил, думаю. Не должен был — а выжил. Кое-кого спас, других не смог. Но за себя мне не стыдно — я все делал правильно. И хлебнул горячего кофе.
Немец мне очень пригодился, не знаю, что он им сказал, но финны меня не притесняли. Выдали мне солдатскую форму без знаков различий, тулуп армейский, обувь, шапку-ушанку. Здесь не советская армия, где у рядового красноармейца личных вещей быть не может, и за этим тщательно следят все командиры, время от времени перетряхивая его вещмешок. Мобильный телефон сочли безобидным плоским фонариком, банковские ключи тоже вопросов не вызывали, есть у человека сейф, и пусть будет. А вот сотня золотых царских червонцев финнам не понравилась. Особенно мое объяснение, что это небольшая сумма на непредвиденные расходы. Карманные деньги. Только клятвенные заверения майора СД в моей порядочности, не дали им заподозрить меня в мародерстве или казнокрадстве. Но пистолеты изъяли, остался я с одним ножом.
Зато, благодаря моей привычке проводить каждый вечер в полковой сауне, я стал просто одной из привычных деталей местного пейзажа. Многие говорили на русском языке, и мне не составляло труда в нужную минуту найти переводчика. А потом я нашел старика лапландца.
Он еще помнил царя-батюшку, и за две желтеньких монеты с его изображением дал мне широкие охотничьи лыжи, меховую одежду и связку копченых оленьих языков. Дня три все привыкали к моему новому увлечению — катанию на лыжах. К вечеру я исправно возвращался, съедал обед и ужин одновременно и шел в сауну, всегда счастливый и всем довольный. Диверсант последние два дня сидел в штабе, Красная Армия штурмовала Тихвин, и вскоре должна была его освободить. Да и под Москвой вермахт отступал. И еще — они явно не знали, что со мной делать.
Зато я это знал.
Тебя никто не ищет, если все уверены, что ты мертв.
Пора, решаю, только проснувшись. Бросай курить, вставай на лыжи! Я и так не курю, а лыжи вот они! Заматываю ремни креплений и начинаю скользить легкой тенью по темному зимнему лесу. Вот и ручей с промоиной посередине. Одна лыжа ломается пополам. Палка летит на другой берег. Ко мне подходит ездовой олень, и я вскарабкиваюсь на его спину. Лапландец берет его за веревку и ведет вслед за своим рогатым скакуном. Пока я устраиваюсь удобнее на широкой спине животного, старичок прогоняет через ручей небольшое стадо, десятка два оленьих телок. Удачи вам, следопыты из разведки полка. Я утонул в ручье, а потом из него пили воду олени. Вот и все, пока, Финляндия. Отдаю деду еще восемь монет за хлопоты, и мы начинаем путь к моей заветной пещере. Лапландец знает примерно то озеро.
Первые сутки ехали без остановок, да и на вторые костра не стали разводить, спали вместе с оленями. Зато следы замели надежно. Ничего присутствия людей в стаде не выдает. Ушли. Зато, с каким наслаждением я хлебал грибной суп с корешками вечером третьего дня! Ничего вкуснее в жизни не ел. А к обеду четвертого дня мы дошли до пещеры. Прямо с оленя запрыгиваю на камни. Вот она, щебенка, на которой в свое время поскользнулся. Темнеет лаз. Родничок. Встаю на колени, лакаю чистую воду. |