Со всех были сняты зенитные пулеметы. Под Лугой дела обстояли еще хуже. Там немцам в виде трофеев досталось более ста танков и двухсот орудий разного калибра. Никто в нашей дивизии не мог понять — как такое возможно. Кроме меня. Но я предпочитал помалкивать. Слишком много вокруг стало посторонних, и все злые, чем-то недовольные. Того и гляди, донос напишут куда следует. То есть представителю заградительного отряда. Мне на меня. Забавненько. Надо вести себя осторожней, Снегирев расстроится, если ему придется старого товарища расстреливать…
А шестого сентября шутки кончились. С аэродромов Новгорода на северо-запад пошли самолеты. «Юнкерсы» и «Хейнкели», мессеры и фокеры, все промелькнули перед нами, все побывали тут. По дороге, прямо в лоб, на нас двинулись танки. Какой-то чешский металлолом, они что, нас совсем за людей не считают? Мы их сожгли двумя очередями зениток.
Тогда за нас взялись всерьез. Две батареи гаубиц стали долбить аэродром вдоль и поперек. Минут двадцать без перерыва. Высовываться из уютного и надежного блиндажа не хотелось, но пришлось. Немецкая цепь была уже метрах в трехстах.
— Не стрелять! Подпустить ближе! — командую, как самый старший по званию на позиции.
— Подпустить, — повторяют за мной ротные и взводные.
— Два залпа, и встаем в контратаку, предать по цепи. Задача — берем пленных. Чем больше, тем лучше.
— Раньше же не брали! — возмущаются пограничники.
— Не надо было, вот и не брали.
— А сейчас зачем?
— Новости узнать из Берлина. Огонь!
Ворчать — ворчали, но приказ выполнили точно. Дали два залпа, и кинулись из траншей. Простая пехота против тренированных кадровых старослужащих бойцов никуда не годилась. Только что на нас наступал пехотный батальон, и вот человек сто уже мертвы, а остальные с поднятыми руками стоят вокруг раненых.
— Кто-то говорит на русском? — спрашиваю.
— Я есть говорю, — один отвечает коряво, но понятно.
— Хорошо. Иди к вашему командиру, и сообщи наши условия. Тяжело раненых можете забрать. Для остальных вы должны обеспечить горячее питание и лечение на аэродроме. Ты должен вернуться, будешь переводчиком. Тела погибших тоже можете забрать. Без оружия. Свободен, — сообщаю ему требования. — Парни, чего стоим? Оружие и патроны, офицеров и унтер-офицеров от солдат отделить. Работаем! Наши потери после обстрела и боя?
Заместитель комдива появился.
— Что это такое?
— Пленные, товарищ майор. Больше обстрелов не будет, закрылись мы от них живым щитом, — поясняю очевидную мне мысль для плохо соображающих майоров. — С нашей стороны потерь нет.
— Что мы с ними будем делать? — спрашивает бедный Некрасов.
— Стеречь, что еще можно с пленными делать.
Все патроны для ручных пулеметов мы забрали себе, а то у нас уже кончались. Через полчаса немцы стали выносить своих подранков, и притащили две полевых кухни — первое и второе соответственно.
— Компот зажали, — говорю огорченно, повергая переводчика в волнение и страх.
Он уже знает, что их полк столкнулся с «зелеными дьяволами». Это не «черная смерть», это значительно хуже.
Еду поделили пополам — накормили из немецких котлов своих раненых и больных. Тут вопросов не возникло, даже Некрасов догадался — если есть с одной кухни, то не попытаются отравить. Своих солдат пожалеют…
Не всем так повезло при обстреле, в дивизии тридцать два человека погибли, около полусотни ранено. Убито четыре лошади, их служба тыла сразу разделала на мясо. На обед будет перловка с кониной. |