— Вы, Самуил Яковлевич, можете нам говорить все, что хотите. Дальше нас это не пойдет. Если что, мы вас сами убьем, — успокоил я старичка.

Повод зайти в Адмиралтейство у нас был железный, как и в штаб обороны. У нас была сводка о пораженных целях огнем крейсера «Максим Горький»

Мы их и себе в отчет записали, и флоту тоже. Все так делали, поэтому, уставший от вранья своих командиров, Сталин перешел на географические показатели. Власов удерживает Киев? Молодец! Генерал Собенников удрал из Новгорода? Не молодец. Снять его с должности — командующий фронтом, и назначить его девкой красной сроком на пять лет, пусть лагерной баланды покушает. Зато жив останется….

Флотским командирам успех, подтвержденный с берега, важен. Мы им и выписку из боевого журнала дали, и отчет, и документов мешок, и пистолетов трофейных — играйтесь, а мы здесь в уголке посидим. За столом с пишущей машинкой. И журналом регистрации исходящих документов. И входящих. И пока мы водочкой под маринованные грибочки отмечали союз армии и флота, наш старенький делопроизводитель, а именно так был наряжен мастер по изготовлению фальшивых бумаг, все за столом и провернул.

Зарегистрировал как вошедший из канцелярии члена ГКО товарища Ворошилова приказ, и стала это бумажка, сделанная им за час, официальным документом, обросла цифрами, датой и временем приема, налилась грозной силой.

Наглеть мы не стали, разведчики — дети ночи.

Распорядился товарищ маршал цитадель Шлиссельбурга вывести из подчинения фронта и передать ее в качестве опорной базы Ладожской флотилии, и использовать для специальных операций в интересах особой группы ГКО.

И в подробностях — в наши дела никому не лезть, а то голову оторвут. Сидим мы там, в цитадели — и пусть нам будет счастье. А для этого отдел контрразведки флота должен от нас всех любопытных отгонять. И никто нам не указ, кроме членов ГКО.

Было здесь слабое место. Мог командующий флотом снять телефонную трубку, и позвонить Ворошилову, спросить — в чем дело? Но, как хорошо знать будущее, даже самое скверное! Завтра на Ленинградском фронте менялись командующие. На место старого маршала прибывал бодрый и полный энергии генерал армии Гоша Жуков. То еще говно. Водочка уже во рту плескалась, дальше не проходила, бумага лежала в нужной папке, старый жулик открыл настежь двери, чтобы мы в них удачно вписались, и, выпив на посошок, мы выползли на свежий воздух, прямо под питерский осенний занудный дождь. Флотские явили миру широту своей души. Дали нам до вечера машину с шофером.

— Я, — говорю, — тебя уважаю. Ты мастер, старик. Это не водка из меня говорит, это чистая правда. Мы сейчас поедем к девушкам, поехали с нами? Ибо духом ты истинный воин, а девы это чувствуют.

— У меня есть встречное предложение, — отвечает дедушка Самуил. — Поедем ко мне, и когда вы проспитесь, будут вам самые ласковые дамы города.

— Нет, у нас свои девицы есть. Меркулов, ты со мной или с мастером?

— С тобой, — отвечает с вздохом, — развезло тебя, одного не отпущу. А о красавицах, которых Самуил предлагал, очень интересные вещи рассказывают.

Завезли мы старого мошенника домой, и поехали в наши казармы, в школу Машеньки. А там все вынесено и загажено. Добежали до квартиры сестриц милых, угрюмая соседка сообщила, что первой мобилизовали старшую сестру, противотанковый ров копать, а неделю назад все старшие классы и учителей тоже вывезли на работы.