Изменить размер шрифта - +
Каждый из этой четверки лихорадочно прикидывал в уме, как бы половчей

использовать так неожиданно свалившееся на них счастье: трон великого древнерусского княжества — Киевской Руси — с этой исторической минуты

был свободен. А вот чувства, которые захлестнули Сусанну, показались Илюхе более любопытными. Несмотря на все старания скрыть эмоции, на ее

лице вполне отчетливо читалась ярость…
 — Все равно не может быть, — буркнул себе под нос Солнцевский и перевел взгляд на последнего подозреваемого. В отличие от всех остальных,

Вилорий смотрел не на выступающего Берендея, а на его дочку. И что же можно было прочитать в этом взгляде? Илюха, который считал себя

неплохим физиономистом, по привычке почесал в затылке и с большим трудом вычленил из него (не из затылка, конечно, а из взгляда Галицкого

князя) испуг и решимость. Было еще что-то мимолетное, но что именно, он так и не смог понять.
 — …посему я слагаю с себя полномочия верховного правителя Киева и принимаю постриг, — наконец подошел к самой сути Берендей.
 Людская толпа недоуменно загудела, однако, как только князь продолжил, возбужденные возгласы тут же стихли.
 — Власть, данную мне Богом, а отдаю… — тут Берендей сделал значительную паузу, которую, несомненно, оценили бы заядлые театралы, — …в

достойные руки!
 С этими словами князь достал из-за пазухи свернутый в трубку пергамент, перевязанный тоненьким шелковым шнурком. Хмурый Севастьян тут же

подал ему резной ларец, и вскорости свиток оказался на его дне. Крышка закрылась, а сам ларец был торжественно поставлен Берендеем на свой

трон.
 — Я долго думал, кого же сделать своим преемником, — продолжил князь в полной тишине, — и остановил свой выбор на в высшей степени

достойной кандидатуре. Он, в смысле преемник, достаточно молод, сможет править долго и славно на благо народа, но, несмотря на молодость,

достаточно опытен, чтобы правление это сделать мудрым и ответственным…
 В этот момент Солнцевский оценил по достоинству театральные способности Берендея. Старший богатырь мысленно хлопал в ладоши и кричал:

«Верю, верю!» Кстати, если бы в этот момент кто-нибудь из зрительного зала хлопнулся в обморок, Илюха ни капли бы не удивился.
 — …имя того, кому я передам всю свою власть…
 Источником самого громкого звука, который можно было расслышать в ту минуту в повисшей гробовой тишине в тронном зале, оказался маленький

паучок, старательно упаковывающий попавшуюся в его паутину муху. Люди, по сравнению с ним, оказались значительно более тихими созданиями.
 — …вы узнаете завтра ровно в полдень. Его имя огласит воевода Севастьян, и завтра же вы все присягнете ему на верность, — подвел итог

Берендей. — Я же покину Киев и приму постриг в одном из монастырей. Никто и ничто не должно помешать восхождению на трон моего преемника.

Такова моя воля!
 Тут началось что-то невообразимое: накопившееся напряжение прошлых дней наконец вырвалось наружу. Не обращая внимания на бурлящую толпу,

Берендей сложил подле ларца все атрибуты государевой власти — скипетр, державу, меховую шапку, обшитую золотой парчой и обильно украшенную

драгоценными камнями, а также большую княжескую печать. Тут князь еще раз перекрестился, поклонился толпе и скрылся в маленькой комнате за

троном.
 Конечно, при таком шуме невозможно было не только заснуть, но даже сладко подремать. Мотя с сожалением отметил, что пора подниматься, тем

более что в третьем ряду мелькнула знакомая до боли физиономия Микишки.
Быстрый переход