Изя
просто не был бы самим собой, если бы последнее слово осталось не за ним.
— Вы забываете, у меня неприкосновенность! — нагловато заявил он, обращаясь к Берендею, безуспешно пытающемуся вырваться из цепких объятий
Солнцевского. — Документ, между прочим, подписан вами!
В качестве иллюстрации средний богатырь помахал над головой пергаментом. Больше испытывать судьбу черт не стал (она и так сегодня
максимально благоволила к нему, запас прочности мог закончиться в любую минуту), махнул на прощание рукой и скрылся с глаз. Оставшиеся
члены дружины также постарались поскорей последовать его примеру. Так как Берендей был человеком отходчивым, это удалось сделать без
потерь. Ну а выговор, который тут же схлопотал Солнцевский от Севастьяна за скверную дисциплину во вверенном ему подразделении, был
воспринят богатырем с философским спокойствием. Да и чего нервничать, если на его счету он был уже восемнадцатым?
Как ни старались спецдружинники догнать Изю, это им так и не удалось. Черт оказался чересчур шустрым и, беззастенчиво используя только что
полученный от князя пергамент, реквизировал еще не распряженную тройку и отбыл со двора под звон бубенцов. Просить дополнительный транспорт
друзья постеснялись и решили добраться до «Чумных палат» на своих двоих. Конечно, последнее относилось только к человеческой составляющей
команды. Даже из коллективной солидарности Мотя не собирался вместо четырех лап ходить на двух. Во-первых, это не удобно, а во-вторых,
медленнее.
Как обычно, чтобы скоротать время в дороге, Змей выломал из первого подходящего забора колышек помассивнее и активно начал предлагать
хозяину поразвлечься. Мол, служба службой, должность должностью, но и о простых радостях забывать не след. К великому разочарованию
Гореныша, на этот раз Илюха наотрез отказался участвовать в забаве и кидать оглоблю, дабы Змей мог вволю побегать за ней. Видите ли, ему
понадобилось обсудить с Любавой странное поведение Изи и определиться, как дальше реагировать на выходки черта, дабы и друга не подставить,
и со службы не вылететь. Пришлось Моте довольствоваться малым и загнать на дерево кошку, выбравшуюся из теплой избы подышать свежим
воздухом и потерявшую на некоторое время бдительность.
За время существования «Дружины специального назначения» их неизменная база, именуемая по привычке в народе «Чумные палаты», встретила
озябших богатырей щедро натопленной печью, шумом, гамом и суетой. Первое, несомненно, являлось заслугой домового Феофана. Старый ворчун
колоть дрова отказывался категорически, а вот тепло в доме поддерживал с удовольствием. Все остальное было привычными составляющими кипучей
натуры черта. Его самого видно не было, но следы его активной деятельности были повсюду в виде повсеместного беспорядка.
— Это ты мне брось! — доносился звонкий голос рогатого со второго этажа, целиком и полностью находившегося в ведении черта и домового. —
Значит, какие-то там дикие индейцы могли, а ты не можешь?!
— А ты не ори на меня, черти что и сбоку бантик! — вторил ему бас домового. — Я, почитай, веков на пять его старше, а он туда же, орать!
— Я не ору, а веду конструктивный диалог в целях научного прогресса и взаимопонимания, — не сдавался Изя, — а раз не можешь, так и скажи.
Признайся, так сказать, перед общественностью, что какой-то там захудалый шаман трижды не открытой еще Америки умеет больше заслуженного и
многоопытного домового Руси-матушки!
Еще полгода назад, став свидетелем подобной перепалки, Илюха бросился бы разнимать черта с домовым, пока не дошло до рукоприкладства (или
до копытоприкладства, как кому больше нравится). |