|
— Здравствуйте, что ли… — протянул былинный богатырь, — хотя какое уж тут здоровье. — Угумс, — отозвался Солнцевский. — Эх, бедовые вы ребята, — таким же обреченным голосом продолжил Попович, — жаль, погулять на белом свете недолго вам выпало. Мы-то что, отсидим пяток-другой в остроге, а там, глядишь, князь сжалится и отправит нас басурман на дальних заставах воевать. А вас, сказывают, завтра казнить будут казнью лютой. — Да мы в курсе, — наконец смог оторваться от трапезы Солнцевский, — вместо того чтобы причитать, скажи лучше, чего твоих ребят не видно? Вон Илья сказывал, тебя со всем десятком в темницу бросили. — Не пошли они со мной, — вздохнул Алеша. — Говорят, негоже перед княжеским судом брюхо набивать да праздным разговорам предаваться. — Еще как гоже, — подал голос Изя, сворачивая шею печеному гусю. — Ладно, мы им потом передачку сообразим. Небось не откажутся. А разговор у нас будет совсем непраздный. — Вот-вот, — еле заметно встрепенулся Алеша, — я, собственно, и пришел к вам, чтобы словом богатырским в трудный час поддержать. Вы того, не горюйте, что ли… Три румяные, сытые, довольные физиономии приговоренных к смертной казни с интересом уставились на сотника. — Хорошо, не будем… — хмыкнула Любава, подцепила кончиком ножа кусок копченой телятины, щедро сдобрила его горчицей и отправила в рот. — И завтра держитесь, не раскисайте, — чисто автоматически продолжил совершенно сбитый с толку богатырь. — Да не раскиснем! — торопливо заверил его Солнцевский и перенес свой интерес на рогатого коллегу. — Кстати, Изя, ты еще не придумал, как выкручиваться будем, а то уходить с боем как-то не хочется, слишком многих побить да покалечить придется. А еще, не дай бог, пожар случится, ты же видел, на что способен разгневанный Мотя, полгорода небось выгорит. Жалко, я к Киеву уже душой прикипел. — Какой пожар, какие уличные бои? — аж поперхнулся Изя. — Все будет тихо, мирно, интеллигентно. Выпустит нас Берендей, никуда не денется, только не это главное. — А что же главное? — поинтересовалась Соловейка. — Главное, чтобы у князя никогда больше даже намека на подобные приговоры не было. Ну погневайся, ну поори, можешь даже чем тяжелым кинуть или в темницу заточить, но чтобы казнить… Вот уж дудки, на это я не согласен. Я тут обосновался всерьез и надолго, и впредь испытывать подобные стрессы не намерен. Все, кого судьба и княжеское слово собрали в данный момент вместе, с нескрываемым удивлением смотрели на среднего богатыря. — Чего уставились? — взвился Изя. — Ну не нравится мне, когда меня на кол посадить хотят, не нравится и всё! А коли так, то завтра я намерен сделать всё, чтобы такая возможность более не рассматривалась в принципе. Возражения? Как и следовало ожидать, возражений не последовало. Лишь старый Зосима старательно откашлялся в кулак и степенным голосом заметил: — Только ты учти, балабол, что князь тебя слушать не будет, а раз так, то оправдаться не будет никакой возможности. — А я и не буду оправдываться, — выдал Изя и недовольно посмотрел на дверь. — Оправдывается тот, кто виноват, а мы невинно пострадавшие от произвола властей, честные и преданные делу революции… Тьфу ты, заговорился. Скажем так: делу крепкой княжеской вертикали власти. Пока друзья и коллеги не завалили его вопросами, Изя еще раз бросил раздраженный взгляд в сторону двери, ополовинил крынку с квасом и поведал план дальнейших действий. |
