Вызубрил старинные молитвы, изучил ритуалы – все как полагается. Помнится, он говорил, что поначалу хотел поклоняться Терминусу, римскому богу межевых камней, но все-таки предпочел египетского божка, поскольку тот пребывал в забвении много столетий и ему, наверное, очень одиноко.
– Весьма необычно, – признал доктор Холл, делая последнюю коротенькую заметку.
Теперь Дейл широко улыбался.
– Если память меня не подводит, именно чтобы молиться этому мелкому божку, Дуэйн научился читать египетские иероглифы. Ничего удивительного, Дуэйн в свои одиннадцать уже говорил на восьми или девяти языках и читал еще на дюжине.
Доктор Холл отложил в сторону свой желтый блокнот – верный знак, что ему наскучила тема разговора.
– А как насчет ваших снов? Они вас все еще посещают? – спросил он.
Дейл тоже считал, что настало время сменить тему.
– Прошлой ночью опять видел тот сон, про руки.
– Расскажите.
– Он ничем не отличался от предыдущих.
– Да, Дейл, в этом и состоит характерная особенность «повторяющихся снов», однако вот что любопытно: когда их обсуждаешь вслух, можно заметить незначительные, но важные отличия.
– Обычно мы с вами не разбирали сны подробно.
– Да, верно. Я, как вы знаете, психиатр, а не психоаналитик. И тем не менее опишите мне сон про руки.
– Все было как всегда. Я снова ребенок…
– Какого возраста?
– Лет десять, одиннадцать, не знаю. Но я в нашем старом доме в Элм-Хейвене. В нашей с Лоренсом спальне наверху…
– Продолжайте.
– Ну, мы с Лоренсом болтаем, горит ночник, и Лоренс роняет книжку с комиксами. Он наклоняется за ней и… эта рука высовывается из-под кровати, хватает его за запястье… Стаскивает брата вниз…
– Бледная рука, говорили вы в прошлый раз.
– Да… Нет… Не просто бледная, а белая… как личинка… мертвенно-белая.
– Что еще вы можете сказать о руке? Или это были руки – во множественном числе?
– Сначала только одна рука. Она буквально впивается Лоренсу в запястье и, прежде чем кто-то из нас успевает среагировать, стаскивает парня с кровати. Рука… белая рука… странная… длинные пальцы… я хочу сказать, ненормально длинные – дюймов восемь-девять. Похожа на паука. Затем я хватаю Лоренса за ноги…
– Он к этому времени уже под кроватью?
– Только голова и плечи. Он все время кричит. И вот тут я вижу обе похожие на пауков руки, утягивающие его во тьму.
– А рукава? Манжеты? Предплечья?
– Ничего. Только белые кисти и чернота… Еще более темная, чем чернота под кроватью Лоренса. Наверное, как рукава черного бархатного платья.
– И вам не удается спасти брата?
– Нет, руки утаскивают его, и он исчезает.
– Исчезает?
– Да, исчезает. Словно в деревянном полу вдруг открылась дыра, и руки уволокли Лоренса туда.
– Но в реальной жизни ваш брат жив и здоров?
– Да, конечно. Он в Калифорнии, руководит агентством по расследованию страховых случаев.
– Вы с ним обсуждали этот сон?
– Нет. Мы редко встречаемся. Лишь иногда общаемся по телефону.
– И вы никогда не рассказывали ему об этом сне?
– Нет. Лоренс… Знаете, несмотря на то что брат производит впечатление этакого большого грубого парня, на самом деле он очень чувствительный… И не любит вспоминать то лето. Да и вообще времена детства. В подростковом возрасте – мы уже переехали в Чикаго – брату нелегко пришлось, а по окончании колледжа у него даже случилось что-то вроде нервного срыва. |