Изменить размер шрифта - +
Она содрогнулась. Услышать имя подруги из уст этого людоеда было почти то же, что увидеть Милену в его грязных лапах.

– Какая она? – продолжил допрос Ван Влик. – Я имею в виду, как она выглядит?

– Довольно высокого роста, красивая…

– Волосы, пожалуйста… Цвет волос?

– Каштановые… светло-каштановые, – умирающим голосом выговорила Мадам Танк, хотя вопрос был задан не ей.

– Каштановые? – удивился Ван Влик.

– Да нет же, сударь, белокурые, – поправила Скелетина, – совсем светлые.

Мадам Танк нашла еще в себе силы повернуться лицом к той, что двадцать пять лет несла стражу у ворот ее интерната, и во взглядах, которыми обменялись женщины, концентрация яда намного превышала смертельную. В наступившем молчании Ван Влик медленно провел по лицу ладонями, словно стирая с него грязь.

– Эта девушка, – заговорил он наконец очень тихо, – эта девушка… скажите, мадемуазель Фитцфишер, у нее есть какие-то… какие-то личные особенности?

– Есть, – с готовностью откликнулась Скелетина, упиваясь тем, что ей есть, что сказать.

– И… в чем состоит эта особенность, можно узнать?

– Она хорошо поет.

Последовало гнетущее молчание.

– И последний вопрос, мадемуазель Фитцфишер, – сказал наконец Ван Влик, – после чего я вынесу вам благодарность, которую вы честно заслужили: эта девушка сбежала одна?

Директор мужского интерната, сидевший слева от него, давно уже нервно ломал пальцы. При одной мысли, что придется признаться и разделить вину коллеги, у него все внутри холодело.

– Как это ни прискорбно… сударь… в нашем интернате тоже… – начал он.

– Как зовут мальчишку? – нетерпеливо перебил его Ван Влик.

– Его зовут Бартоломео Казаль, сударь, он…

Договорить ему не удалось. Ван Влик, до сих пор сохранявший внешнее спокойствие, зажмурился, вдохнул поглубже и выдал такое, что в голове не укладывалось: взметнув над головой свой огромный волосатый кулак, он обрушил его на дубовый стол, за которым сидел, с такой силой, что расколол его надвое. При этом он так заорал, что у всех кровь застыла в жилах:

– Немедленно сообщить Миллсу! Доставить Миллсу с его Дьяволами что-нибудь – одежду, обувь, носовой платок, – чтобы был запах этих гаденышей!

– Милош, – в ужасе простонала Хелен, – что с ними хотят сделать? Я ничего не понимаю. Объясни мне…

Они оторвались от окошка и стояли теперь на коленях друг против друга. Милош протянул руки, и Хелен прижалась к нему, еле удерживаясь от слез.

– Милош, Милош, как страшно…

Снизу доносился грохот падающих стульев, топот бегущих.

– Убирайтесь! – надрывался Ван Влик. – Все вон, пока я вас не размозжил!

Шум сошел на нет, и финальным аккордом со страшной силой грохнула дверь. Хелен заглянула напоследок в дыру. Никто не потрудился погасить свет, и в опустевшем зале воцарилась тишина. Пютуа, оставшийся в одиночестве, пристроился у стойки, положив фуражку на соседний стул. Он налил себе белого вина, выцедил его маленькими глоточками, прищелкнул языком, отставил бокал и принялся за бутерброд с паштетом.

 

БОМБАРДОН МИЛЛС

 

Не прошло и минуты, как Миллс вернулся в кухню и по случаю доброй вести вбил в свой омлет еще два яйца. Он исполнял с удовольствием все свои профессиональные обязанности, но самой захватывающей, самой возбуждающей была для него охота на человека. Выслеживать, травить, загнать, схватить и убить… что может с этим сравниться, что еще дает так остро ощутить себя живым, всесильным, неумолимым?

А в этот раз у него будет не одна жертва, а целых две: двойное наслаждение…

Он хорошенько взбил яйца, посолил, поперчил и вылил на сковороду, где скворчал и плавился бекон.

Быстрый переход