Изменить размер шрифта - +
Будь он аристократом, он смог бы пойти очень и очень далеко. Впрочем, Питеру Лейку и без того казалось, что весь мир открыт пред ним, ведь он был прекрасным механиком, здоровым и симпатичным молодым человеком, отлично владеющим своей профессией. Да, конечно же, за ним охотилась полиция, но что с того? Он не был связан никем и ничем и потому не боялся полицейских.

Стоило ему подумать об этом, как он увидел перед собой улыбающегося Сесила Мейчера.

– Сесил, ты откуда взялся? Разве я тебя звал?

– Я сам к тебе пришел!

– Уходи. Меня разыскивает полиция.

– Подумаешь…

– Я серьезно. Шел бы ты лучше домой.

– Лучше я с тобой останусь.

– Ты не можешь остаться со мной, Сесил! Ступай домой!

– Где хочу, там и хожу, понял?

– Неужели ты не понимаешь, что с тобой они изловят меня в два счета? Зачем мне такой хвост нужен?

– Мы живем в свободной стране. Куда хочу, туда иду. Таков закон. Любой судья это подтвердит.

– Я тебе голову отрежу!

– А вот и не отрежешь!

– Я от тебя сбегу, только и всего!

– Не сможешь. Я тоже бегать умею. Да и толк от меня какой-никакой, а будет. Я ведь в школе овощи готовил, пюре овощное, помнишь?

– Мне не до пюре, меня в убийстве обвиняют.

Они шли быстрым шагом по Бауэри.

– У Джесси Джеймса и у Бутча Кэссиди такие повара, ясное дело, есть. Этого требует этикет. Я не только овощи умею готовить, я и стирать могу, и сторожить по ночам. Да и кузнец я неплохой.

Они прокладывали себе дорогу через габардиновые людские волны, гулявшие по Бауэри. Солнце клонилось к горизонту, отражаясь в темных кривых зеркалах бесчисленных окон. На вечерний промысел стали выходить лоточники с жаровнями для мяса и уличные музыканты; мюзик-холлы призывно засверкали переливчатыми разноцветными огнями. Музыка доносилась даже с пароходов, выскользнувших из-за Манхэттена и исчезнувших в опустившемся на Ист-Ривер вечернем сумраке, с тем чтобы изведать прелесть залитой лунным светом теплой ночи, оглашаемой криками пересмешников.

– Еще я умею делать татуировку.

Питер Лейк остановился как вкопанный и перевел взгляд на юного Сесила.

– Чего-чего?

– Татуировки умею рисовать, вот чего.

– Ты это серьезно?

– Пока они меня не зацапали, я работал учеником в специальном кабинете.

– Ты же вроде как селедку ловил?

– Это давно было. А потом я татуировки стал рисовать.

– Где?

– В Китае.

– Ну да, конечно.

– Там одни китайцы живут. Чайнатаун называется.

– Ну и что из того, что ты татуировки рисовать можешь?

– Я могу деньги зарабатывать. Я когда-то даже очень богатым женщинам татуировки делал! Мне тогда десять лет было.

Сесил предстал Питеру Лейку в совершенно новом свете.

– И что же это были за татуировки?

– Карты, санскрит, билль о правах (я его из книжки списывал). Мы с Фа-Вунем даже у мэра побывали. Я расписывал задницу его супруге: на одной половинке карта Манхэттена, на другой – карта Бруклина. Фа-Вунь и мэр стояли за занавеской, а работу всю делал я. Фа-Вунь за нее пятьсот долларов получил.

Пораженный разносторонностью дарований Сесила Мейчера, Питер Лейк дозволил ему остаться с условием, что в любой момент они могут расстаться, а Сесил выбросит свою дурацкую круглую шапочку с фестонами.

Они направились прямиком в галантерейный магазин, с тем чтобы купить там китайскую шляпу (поскольку именно такие шляпы носили и Мутфаул, и Фа-Вунь, о котором у Сесила остались самые теплые воспоминания).

Быстрый переход