Она с лёгкостью отмахнулась от комплимента.

– Так было модно в древнем Египте, – сказала она. – Любовь в те давние времена была не та, что теперь, – одного взгляда, одной улыбки было достаточно, чтобы распалить душу огнём и подтолкнуть к ней вторую душу, дабы их обеих пожрал внезапно вспыхнувший огонь! И женщины прикрывали лица в молодости, иначе бы их сочли непристойными за такое очарование; и с возрастом они прикрывались ещё тщательнее, чтобы не навлечь кару бога Солнца в виде морщин. – Она улыбнулась обескураживающей улыбкой, которая вынудила Джервеса невольно приблизиться ещё на пару шагов, словно он находился под гипнозом. – Но я не собираюсь вечно носить вуаль, – и когда она говорила, то опустила её и позволила ей упасть, открыв совершенное лицо, прекрасное как лилия, и такой неотразимой прелести, что мужчины, которые собрались вокруг неё, казалось, задержали дыхание и утратили дар речи при виде него. – Так вам больше нравится, мистер Мюррей?

Дензил побледнел как мел. Склонившись, он пробормотал ей что-то тихим голосом. Она подняла свои очаровательные брови с намёком на удивление, выразив некоторое презрение, и прямо посмотрела на него.

– Вы говорите весьма милые вещи, но они не всегда мне по нраву, – заметила она. – Однако в этом, несомненно, моя вина.

И она начала движение вперёд, а нубийский паж предшествовал ей, как и прежде. Джервес стоял на её пути и встретил её, когда она подошла.

– Представьте меня, – сказал он Дензилу командным тоном.

Дензил посмотрел на него, слегка напуганный сдавленной страстью в его голосе.

– Конечно. Принцесса, простите меня! – Она остановилась с молчаливой грацией и вниманием. – Позвольте мне представить вам моего друга, Армана Джервеса, самого известного художника во Франции; Джервес, принцесса Зиска.

Она подняла свои глубокие тёмные глаза и устремила на него пристальный взгляд, и когда он смело его встретил с каким-то дерзким восхищением, то вновь ощутил то странное головокружение, которое прежде уже раз напугало его. В ней было нечто странным образом знакомое; слабые ароматы, которые, как казалось, исходили от её одежд, блеск скарабея на её груди с драгоценными камнями на крыльях, странный свет инкрустированной изумрудами змеи в её волосах; и более, гораздо более знакомым, чем эти безделушки, было звучание её голоса – сладостное, проникновенное, серьёзное и призрачное.

– Наконец-то мы встретились, монсеньор Арман Джервес! – проговорила она медленно и с изящным наклоном головы. – Но я не могу смотреть на вас, как на незнакомца, поскольку так давно вас знаю – духовно!

Она улыбнулась странной, ослепительной и одновременно таинственной улыбкой, и что-то дикое и сладострастное, казалось, разожгло кровь Джервеса, когда он коснулся её маленькой ручки, отягчённой огромными египетскими драгоценностями, которую она грациозно подала ему.

– У меня тоже есть ощущение, что мы с вами встречались! – сказал он. – Быть может, в моём сне – во сне о красоте, которой никогда прежде не видал в жизни до сего дня!

Голос его потонул в любовном шёпоте, но она в ответ ничего не сказала, ни вид её не выказал никакого выражения удовольствия или обиды. И всё же через сердце молодого Дензила Мюррея прошёл внезапный укол ревности, и впервые в жизни он осознал, что и между мужчинами, равно как и между женщинами, может возникнуть то, что называется «мелочной завистью» к вероятному сопернику, а также неуклюжее желание затмить такового во всех аспектах внешности, одежды и поведения.