– Сергей Сергеевич, хочу обратить ваше внимание на запирающуюся дверь. Сначала был щелчок английского замка. Это нормально. Потом слышится звук двигающегося железа. Такое впечатление, что там задвижка. Но, может, девушка отодвинула что то? Ведро, например.

– Вы были в квартире, видели в прихожей ведро или задвижку на двери?

– Определённо сказать не могу, так как я встретил Надежду Тимофеевну почти в дверях, собиравшейся выходить. Вёдер точно в прихожей не было, а задвижку на двери, кажется, видел.

– Можно, конечно, пригласить техников, которые устанавливали прослушки, когда хозяйки не было дома. Они наверняка помнят, что там было на дверях, но, думаю, что в этом нет необходимости.

Генерал прокрутил запись ускоренно вперёд и снова включил прослушивание.

– Я убрал ночное время, – сказал он, – послушаем утро.

Слышно было, как кто то торопливо ходит по комнатам, очевидно, завтракает на кухне и, наконец, покидает квартиру.

– Вот, слышите? – спросил Дотошкин. – Отодвигается засов на двери, сбрасывается цепочка и потом щёлкает отпираемый замок. Значит, дверь была закрыта и на засов. Но этих звуков мы не слышали с вами после того, как внучка попрощалась со своей бабушкой. Как она ушла, не отпирая двери?

– Невероятно! – восхищённо ответил полковник. – Вы настоящий Шерлок Холмс.

– Слушайте, Евгений Иванович, нам не до бахвальства сейчас. Надо сообразить, в чём тут дело. Мне с самого начала в этой истории неясно, почему внучка появилась так поздно одна, почему уходит после полуночи? Как ей позволил это её возлюбленный Зивелеос?

– А почему вы думаете, Сергей Сергеевич, что она ушла после полуночи?

– Внимательнее слушать надо, полковник. В комнате работал телевизор. Там прослушивались ночные новости, которые передают после полуночи.

– Виноват, я к телевизору не прислушивался.

– Напрасно. Однако сейчас не об этом. У меня такое впечатление, что сам Зивелеос должен был там быть.

– Ну, они тоже не дураки и решили его голос не озвучивать.

– В том то всё и дело. Если это так, то становится очевидным, что они знают или догадываются о наших прослушках и умело играют с нами. Этот журналист Самолётов очень дошлый парень. Он уже нас водил однажды за нос с нашими же прослушками и принёс одну прослушку к нам в контору, сделав вид, что случайно уронил телефонный аппарат и увидел жучок. Такой, оказывается, артист: разыгрывал ничего не понимающего человека. Казёнкин ему тогда поверил. А я не могу поверить в то, что девушка пришла ночью сама, чтобы принять ванну и попить чай. Тут они прокололись.

– Толку то с этого, – проворчал полковник. – Нам всё равно не понять, зачем они появились. Разговоров никаких не слышно.

– А где у нас нет прослушек?

– Вроде бы везде устанавливали, кроме ванной. Над балконом и то потом поставили.

– Ну что ж, ничего тут мы не решим. Надо будет мне вечером самому появиться у нашей докторши. Она ведь тоже именитый учёный и профессор. Ей, мне кажется, как и журналисту, палец в рот не клади – откусит. Узнайте, где она сейчас, и сообщите, когда поедет домой.

Надежда Тимофеевна едва успела войти в квартиру и умыться с дороги, как в дверь позвонили. Увидев через глазок на площадке интеллигентного вида пожилого мужчину в красивом стального цвета костюме с букетом роз в руках, но совершенно не знакомого, она открыла дверь с удивлённым выражением на лице и со словами:

– Слушаю вас. Вы, наверное, ошиблись дверью. С такими красивыми цветами ходят только к любимым, а я вас не знаю.