Храпунова, не убирая ствола, поймали за грудки и грубо подтащили к стене. Здесь грудки отпустили, но ствол по прежнему продолжал подпирать висок, и кожа под ним отчаянно зудела.

Услужливо вспыхнули двадцать дочерних ламп люстры, лицо кавказской национальности брезгливо вытерло ладонь, которой нашаривало обслюнявленный выключатель, о брюки с лампасами.

— Эй, ты, такой, откуда здесь пришел? — стал сверлить глазами пленника восточный человек, — Зачем порог моего дома переступаешь? Говори, а то убивать буду!

Оба, не сговариваясь, оглянулись на дверь ванной, на то и сирены. Хозяин положения свирепо почесал косматую грудь напротив сердца.

— Ты сюда к Софье пришел? Она тебя звала?! — заподозрил самое худшее горячий восточный человек, ствол серьезней надавил на висок. И под ним зуд стал нестерпимей, чем если бы там паслась эскадрилья комаров.

— Я ваш сосед снизу, — проворно сменил легенду Максим, — вы здесь моетесь и в потолок стучите, а у меня протечка, и заснуть не могу. Я буду жаловаться! Из какой вы воинской части? я буду жаловаться вашему командованию!

Максим знал, что люди военные пуще попасть в плен боятся жалоб местного населения. Но дитя гор не струсил, а амулет дубово считал, что в коллизии мистика отсутствует напрочь.

— Нет, ты лжешь, я по глазам вижу, ты к Софье пришел. Молись, если веришь в своего Бога!

— А она красиво поет, — вдруг нашел время для комплимента Максим.

— Да, она очень красиво поет, — сатанея на глазах, согласился хозяин положения. — Она тебе уже пела?!

Вернулся тот подкожный шуг, который прессовал Храпунова во сне. Как тут не вспотеть? Ствол «Стечкина» соскользнул и остановился на щеке, но рука представителя гордого народа твердо вернула поцелуй смерти обратно.

— Софья, ты скоро?! — неожиданно громко рявкнул Максим.

От наглости пришлого незнакомца лицо кавказской национальности на секунду потеряло ориентацию в пространстве и опустило оружие.

— Уже иду, дорогой! — донеслось сквозь плеск воды.

Восточный человек поборол слабость и обнаружил, что незваный злодей походкой вразвалочку двинул на выход.

— Стой, стрелять буду.

Максим щедро рассмеялся:

— Не получится, геноцвали, — Храпунов разжал ладонь и показал умыкнутую под шумок из пистолета обойму. Сунулся в одну дверь — кладовка, сунулся в другую — то, что надо. — Счастливо оставаться, — сделал ручкой исаявец с порога, — обойму я в почтовый ящик подброшу.

Короткий коридор оканчивался долгожданной дверью на лестничную площадку. И стоило Максиму сделать по тамошнему ковролину первый шаг, воздух огласила требовательная трель дверного звонка. Это вполне мог быть исаявский спецназ с обходом квартир соседней парадной в поисках сбежавшего игумена. Но геноцвали лучше владел обстановкой:

— Вай, муж вернулся! — взвыл восточный человек и окончательно выронил из ослабшей руки Стечкина на ворсистый ковер.

— А ты тогда кто? — отпрянул Храпунов.

— А я — Гиви, — чистосердечно призналось лицо кавказской национальности. — Мужчина должен спать с женщинами часто, но много, да?

— Не подозревая о нависшей грозовой туче, решила допеть песню купальщица.

— Делаем так, — сориентировался Максим, шастнул к креслу, помог Гиви нахлобучить китель, перепоясал портупеей, подобрал пистолет и сунул в безвольную лапу — на все про все три секунды. — Приглашай понятых.

В ушлых глазках Гиви растаяло отчаяние, и проснулся интерес, но не более.