Потом три месяца тренировочного лагеря под Ташкентом. Жара и песок на зубах. А потом Мозамбик. Работа была не мед. Война – она и есть война. Ровно год и четыре месяца пробыл он в Африке. Конечно, заработал здорово. Но по сей день он видел во сне мягкие сумерки в джунглях, слышал тревожный крик неведомых птиц, звенящие очереди автоматов «томпсон».

Он часто потом вспоминал, как стремительно надвигалась пугающая ночь, как шумел океан, враждебные ночные улицы Мапуту, потную ярость рукопашной схватки на аэродроме.

Домой Юрий вернулся с орденом Красной Звезды и ножевой отметиной на боку. Вот тогда и начала раскручиваться его журналистская карьера. Он стал своим. В банде главенствуют люди, повязанные кровью. Он был повязан бо́льшим – государственной тайной.

Зачем он туда поехал? Неужели только за деньгами? На эти вопросы он пытался ответить, но ответы были легковесны и фальшивы. Много позже, в лагере, отбросив ненужную романтическую шелуху и отделив правду от патриотической риторики, Юрий понял, что поехал подставлять лоб за интересы Старой площади только ради денег.

Но в тот вечер, когда ему позвонил Мишка Николаев, он еще не думал об этом. Он был полон радостью успеха, полон своим благополучием.

С ребятами Кабана они дрались в проходном дворе дома 3 по Большому Кондратьевскому. Юрий оставил машину на другой стороне улицы и вошел в арку. Глаза попривыкли к темноте, и на лавочке у палисадника он увидел человека.

– Ты, Миша?

– Я, Юрик, я. Давай садись. Закуривай.

Огонек спички вырвал из темноты такое знакомое и одновременно чужое лицо человека, с которым он когда то играл в песочнице во дворе.

– Юрок, дело у меня хреновое. Мусора всей страны меня ищут, прямо с ног сбились. Влип я в страшную историю.

– Тебе деньги нужны? – спросил Ельцов.

– Не держи меня за фраера, Юрик, с фанерой все в порядке. У меня другое дело. Меня убить хотят. Уже дважды урки ссученные на ножи поставить хотели, да только я отбился и ушел.

– Слушай, Мишка, мне твоя сестра говорила, что ты на Севере дальнем отдыхаешь.

– Это точно. На Севере дальнем стоит одиноко. Особенно утром, со сна.

– Сам придумал?

– Нет, фольклор. Музыка народная, слова КГБ.

– Подожди, Миша, – Юрий бросил сигарету, растер подошвой алую точку, – подожди. Чем я могу тебе помочь? Ты бежал?

– Да я сам ничего понять не могу. Никуда я не бежал. За мной приехали. Объяву сделали, что на этап меня гонят, а привезли в Салехард. Там в каком то хитром доме вымыли, переодели, накормили и отправили в Ереван…

– Подожди, – встрепенулся Ельцов, – у меня в машине магнитофон «Репортер». Наговаривай на него всю историю с мельчайшими подробностями.

Они проговорили до рассвета. Ельцов сменил несколько катушек. История, рассказанная Мишкой, была настолько неправдоподобна и фантастична, что никак не укладывалась в голове.

Когда они прощались, Мишка сказал:

– Юрик, в этом пакете десять тысяч, отдай их моим, а в конверте письмо, я написал подробно все, что наговорил на твою машинку. Бумага эта для твоего дяди Игоря Дмитриевича, там же хитрая книжечка лежит, та самая, что я из сейфа забрал. Ты со мной не пытайся связаться, не надо, а на Игоря Дмитриевича я выход всегда найду.

Мишка поднялся, потянулся хрустко. Стремительно согнулся, положив ладони на землю. Хитро посмотрел на Ельцова.

– Могем еще, – хлопнул товарища по плечу и исчез.