И никто, кроме меня, в произошедшем не виноват. Все должно было пойти не так.

— Наказывай, — тихо сказал я, покорно склоняя голову.

Я заслужил это, знаю. И быть может, боль от сделанной глупости станет глуше, свернется клубком на дне сердца.

Сила отца неожиданно меня отпустила. Он сел на чудом выживший в погроме стул, задумчиво посмотрел в мои глаза.

— Сдается, ты сам себя наказал, сын. Ты хоть понял, что она не человек?

Я нахмурился.

— Отец?

Тот вдруг усмехнулся:

— С этим будешь сам разбираться.

Да о чем он?

— И как ее искать…

Никак. Это понимали мы оба. Наш народ заперт собственной магией. И не снять эту защиту, не уничтожить, не обойти, пока боги не смилуются.

— Если бы вы не прошли обряд, у тебя был бы год, а так… пока эта проклятая линара вновь не зацветет.

— Ты о чем?

Я не понимал происходящего. Ну нашел я пару… Если полюбим друг друга, есть шанс, что наш народ станет свободен, если нет… Яна все равно будет моей. Инстинкты и желания сильнее условностей.

Но от этой мысли… что силой, когда она не хочет… внутри стало гадко и мерзко. Я ведь никогда так не поступал с женщиной, не обрекал на подобный исход. Но ведь ни одна из них не была избранной.

Темные силы! Что со всем этим делать?

— Отец, что за срок? Откуда он взялся?

— После войны боги изменили условия для создания пары.

Я глупо моргнул, так как впервые об этом слышал.

— Когда встречаешь избранницу, дается год, чтобы добиться ее взаимности.

— То есть…

Вопрос замер на губах, я не решился спросить, сколько у меня времени, а отец — ответить.

Мы встретились с ним взглядом, и холодным ледяным пламенем по позвоночнику прошлась правда. Отец молчал, но я знал, о чем он не решился сказать вслух. И только сейчас осознал последствия своего поступка. Но я унял панику, глубоко вдохнул. До цветения линары еще есть время. Я справлюсь.

— Я давно собирался с тобой поговорить об ийриях и последствиях войны для нас, но не было подходящего случая. Теперь… неподходящий нашелся. Моя вина. Не уберег, не рассказал. Все надеялся, тебя минует подобная участь.

Отец выглядел уставшим и измученным.

— Прости, сын. Садись и слушай.

Он что… Я ослышался? Впервые слышу от отца «прости». Да еще в ситуации, где виноват я.

— Садись и слушай.

Голос отца звучал ровно, когда он рассказывал об ийриях и обряде, который соединил меня с моей парой. Пусть чисто случайно, нелепо, но… я не жалел. Не мог.

Ийрия. Девчонка, чей голос я слышал тогда в степи и не узнал. Не узнал и не понял, кто она, даже когда Яна стонала в мои губы, а кровь отзывалась и кипела.

Мое пламя… Нет, не пламя. Огонек.

— …через несколько дней связь окрепнет, если твоя ийрия от нее не откажется.

Я стиснул зубы.

— К счастью, этого не случится. Она не знает, во что ввязалась. И на твоем месте…

Зацелую. Разрисую ласками все ее тело.

— …обряд всегда срабатывает по-разному.

Значит, есть шанс, что кто-то из нас будет друг к другу перемещаться. Сначала — редко, а потом, когда связь станет сильнее… Но на это нужно время. Придется снова делать невозможное — просить у отца один из двух древних артефактов. Иначе Яна сможет перемещаться только тогда, когда ей станет грозить опасность. А мне из Раганрата совсем не вырваться… Разве что… когда связь окрепнет и мы станем ближе.

Отец вдруг поднялся, а я очнулся от своих мыслей.