Однако мое тело не желало ничего предпринимать. Через неделю оно, быть может, и согласится чем-нибудь заняться. Если к тому времени опадут все опухоли.

Трудно ожидать от организма чего-то иного, если ваш котелок использовали как барабан.

Лошади тянули с большим трудом. Похоже, мы карабкаемся на холм, именуемый Шмелиное Гнездо. Затяжной крутой подъем. Близ вершины дорога описывает петлю в форме буквы «S», взбираясь вдоль почти отвесного склона, и, перевалив через хребет, резко идет вниз, туда, где кончается лес. Прекрасно. Остается только вывалиться из экипажа и, преодолев обочину, скатиться по крутому склону. Я исчезну прежде, чем эти придурки успеют закрыть рты.

Мое тело получило приказ подготовиться. В ответ оно послало меня к дьяволу. Тело не желало двигаться. Каждое движение причиняло боль.

Карета остановилась. Мизантроп, высунув голову наружу, спросил у возницы:

– В чем дело?

– Не знаю, – ответил тот. – Лошади не желают идти дальше.

Это надо же! Мы с лошадьми совершенно не уживаемся друг с другом. Если им предоставляется возможность мне досадить, они не преминут ею воспользоваться. Странно, что они не желают мчаться галопом к месту моей казни. Не исключено, правда, что чудовища захотели расправиться со мной самостоятельно, до того, как это сделает Чодо… Черт побери. Не могу допустить подобного издевательства. Однако чувствовал я себя ужасно скверно.

Философ подтолкнул мизантропа к выходу.

– Пойдем, чучело, посмотрим. Но не тяни лошадей. Может быть, они что-то чуют.

Выбравшись из кареты, они продолжили беседу.

– Может, это банда сапожника? – сказал философ. – Если бы мне поручили устроить засаду, я выбрал бы именно это место. Как раз перед вершиной. Там, где слева скала, а справа – обрыв. Нам там негде будет укрыться.

Началась дискуссия. Унылый готов был спорить, что никакой засады нет и надо катить дальше. Философ стоял на своем.

– Почему бы тебе не подняться и не посмотреть?

Спор разгорелся с новой силой.

– Задница – вот ты кто, – насмешливо объявил мизантроп. – Я тебе докажу. Послышался звук удаляющихся шагов. На ходу парень продолжал высказывать свое мнение о философе в терминах, заставивших меня покраснеть.

Давай же, Гаррет! Твое время пришло. Они передали тебя в твои собственные руки. Надо всего лишь выпасть из экипажа и скатиться вниз по склону. Или, наоборот, выкатиться из кареты и упасть со склона. Давай. У тебя хватит на это умения.

Тело ответило частичным согласием и позволило приоткрыть один глаз.

Я это сделал, но ни черта не увидел. Они положили меня лицом к глухой стене кареты.

– Что-то происходит, – заметил кучер. – Он почти остановился.

Быть может, у философа было плохое зрение?

– Эй, Обаяша! В чем дело? – прокричал он.

Жаль, не было сил смеяться. Обаяша? Это что, у него кличка такая?

Неужели у Гаррета возникло подсознательное желание смерти? Голос философа доносился откуда-то спереди. Они оставили меня лежать в одиночестве, и мне оставалось всего лишь чуть-чуть повернуть голову и осмотреться.

Ну давай же, Гаррет! Я набрался достаточно сил, чтобы приподнять голову и убедиться, что они не запеленали меня в веревки и не заковали в цепи. Я мог выскочить и убежать, оставив всю блевотину на память злодеям.

Обаяша проорал что-то о зловонии. Я услышал шаги. Будучи не по годам умным, я тихо улегся и прикинулся парнем, намеревающимся прохрапеть еще неделю.