Однако напряженность, витавшая в воздухе, притушила лучезарный взгляд Марион.

— Уже почти половина двенадцатого, — продолжала она. — Хотя Майлз любит проводить ночь на ногах, мой долг позаботиться, чтобы вы не забывали о сне.

— Марион, ради Бога, не…

Марион внимательно на него посмотрела.

— Дорогой Майлз, будь добр, не сердись. Можете ли вы понять, — доверительно обратилась она к Фэй, — можете ли понять, почему со всеми на свете он мил и любезен, а на меня рычит, как лев?

— Я думаю, почти все братья таковы.

— Да, возможно, вы правы. — Плотная, аккуратно причесанная Марион в чистом фартуке, опасливо и брезгливо озираясь, пробиралась среди серых от пыли книжных пирамид. Нагнувшись, она подняла лампу Фэй и решительно сунула ее в руку гостье. — Мне очень понравился ваш прелестный подарок, — полушепотом сказала она Фэй. — У меня для вас тоже кое-что есть. Премиленькая шкатулочка, она там, в моей комнате. Поднимайтесь, я сейчас иду, мы поболтаем, а потом вы спуститесь к себе. Дорогу наверх найдете?

Фэй ответила ей улыбкой, подняв лампу над головой.

— Да, конечно! Я уже хорошо ориентируюсь в доме. Очень мило с вашей стороны, что вы…

— Не говорите глупости, дорогая! Идите, я сейчас.

— Спокойной ночи, мистер Хеммонд.

Фэй, уходя, бросила взгляд назад, на Майлза, и закрыла за собой дверь. При свете оставшейся лампы трудно было различить выражение лица Марион, стоявшей в полумраке. Однако даже посторонний человек ощутил бы, что атмосфера в комнате накалена.

— Майлз, милый! — ласково обратилась к брату Марион.

— Да?

— Ты совсем разучился владеть собой. Тебе так не кажется?

— С чего ты взяла?

— Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать.

— Напротив, дорогая Марион, не имею ни малейшего представления. — Майлз сказал это тоном, который ему самому показался напыщенным и неестественным, и видел, что Марион это понимает и начинает злиться. — Разве что ты случайно оказалась за дверью и слышала…

— Майлз, ты впадаешь в детство!

— О, ты пытаешься еще и обосновать свое дурацкое обвинение! — Он широко шагнул к ней, сбив локтем книги со стеллажа. — Думаю, все дело в том, что тебе не по нраву Фэй Сетон. Верно?

— Ошибаешься. Она мне вполне по душе! Только…

— Продолжай, пожалуйста!

Марион смешалась, воздела руки к потолку и тут же бессильно уронила на фартук.

— Ты сердишься на меня, Майлз, потому что я знаю жизнь, а ты — нет. Не моя вина, что я родилась такой практичной. Вот.

— Я тебя никогда ни в чем не упрекаю. Но почему ты меня все время в чем-нибудь обвиняешь?

— Ради тебя же стараюсь, Майлз! Я даже Стива… А ведь Бог свидетель, что я очень люблю Стива!

— По-моему, Стивом ты должна быть вполне довольна.

— Несмотря на усы и всю свою флегматичность, Майлз, он очень неуравновешен и романтичен. Должно быть, все мужчины таковы, не знаю. Но Стиву в общем-то нравится, когда ему дают умный совет, а ты не только не слушаешь советов…

— Ради Бога, не надо…

— …ты даже не хочешь выслушать предостережение, а это, признайся, очень глупо. Мы с тобой не можем и поговорить нормально, сразу ссоримся. Извини, но я больше не желаю…

— Послушай, Марион. — Он взял себя в руки, слова звучали размеренно и веско.