— Памела Хойт была известной красавицей, самой пленительной женщиной эпохи Регентства, ее обвиняли в колдовстве и черной магии. В свое время я много читал о ней. Кстати, что может означать по-латыни слово «панис», кроме как «хлеб»?

Барбара в недоумении подняла глаза:

— Я не настолько хорошо знаю латынь. А зачем это вам?

— Просто так. Я видел интересный сон.

— Сон?

— Да. — Майлз с мрачным упорством вспоминал сновидение и приснившийся латинский текст, как это делают люди, переключающие свое внимание на пустяки, чтобы отвлечься от сильных переживаний. — Мне приснился текст на средневековой латыни. Там было, в частности, и это слово.

— Ну и что?

Почему он никак не может отделаться от этого саднящего беспокойства?

— Мне приснилось, будто я иду в библиотеку за латинским словарем. А там на грудах пыльных книг сидят Памела Хойт и Фэй Сетон и уверяют меня, что у моего дяди не было такого словаря. — Майлз засмеялся. — Забавно! Я до сих пор помню подробности. Не знаю, как бы это истолковал Зигмунд Фрейд.

— А я знаю, — сказала Барбара.

— Представляю себе ваши злобные домыслы. Станете винить меня во всех пороках, хотя это был только сон.

— Нет, — спокойно сказала Барбара. — Я ни в чем не буду вас винить.

Пока Майлз говорил, она внимательно смотрела на него; в ее блестящих глазах светились легкая печаль и явное сострадание. Она поднялась. Оба окна были открыты, и комната наполнилась свежим влажным воздухом. Майлз с облегчением подумал, что наконец-то погасили свет в витрине напротив, и эти противные рекламные зубы прекратили свое бесконечное жевание. Барбара подошла к окну.

— Бедняжка! — сказала она; он прекрасно понимал, что речь идет не о почившей в бозе Памеле Хойт. — Бедная глупышка и фантазерка…

— Почему вы называете Фэй глупышкой и фантазеркой?

— Она знала, что все эти анонимки и гнусные сплетни — дело рук Гарри Брука, и тем не менее никому ничего не говорила. Наверное, — Барбара покачала головой, — она до сих пор в него влюблена.

— После всего, что случилось?!

— Конечно.

— Не думаю.

— Все может быть. Мы… мы, женщины, странные существа. Или у нее имеется другая причина, чтобы хранить молчание, — Барбара зябко поежилась, — даже после того, как она узнала, что Гарри погиб. Не знаю. Весь вопрос в том…

— Вопрос в том, — сказал Майлз, — зачем Хэдли держит нас здесь? И что вообще происходит? — Он на секунду задумался. — Интересно, далеко ли эта больница — как она там называется, — куда ее отвезли?

— Кажется, далеко. Вы намерены туда поехать?

— Во всяком случае, Хэдли не может заставить нас тут сидеть без конца и без всякой пользы. Нам надо быть в курсе событий.

Очень скоро их ввели в курс событий. Профессор Жорж Антуан Риго (прежде чем они его увидели, они услышали его шумное дыхание на лестнице) тяжело поднялся на второй этаж, прошел по коридору и предстал перед ними в открытой двери.

Профессор Риго заметно осунулся и выглядел гораздо более озабоченным, чем в тот вечер, когда излагал свою версию о вампирах.