– Говори тише! – шикнул он на молодого.

– А что в этом такого? – удивился молодой. – Об этом все говорят.

Седоусый нукер покачал головой.

– Ты молод и не знаешь многого. Старые люди также говорят, что степные мангусы здесь ни при чем. И что это не просто камень, а глаз самого чжурчженьского бога смерти Яньлована, которым Непобедимый может по желанию убивать людей за три полета стрелы. Поэтому он молится не Тэнгре – Владыке Вечного Синего Неба, а мертвым богам чжурчженей, которые после смерти своего народа даровали ему вечную молодость и помогают теперь одному только Субэдэ-богатуру.

Глаза молодого нукера стали круглыми. В его расширенных от страха зрачках отразилось пламя приближающихся костров передового тумена.

– А… почему эти боги помогают одному Субэдэ-богатуру? – спросил он шепотом, суеверно перебирая обереги, висящие на груди.

Пожилой нукер сердито цокнул языком.

– Ты еще не понял? Потому, что Непобедимый четыре года назад стер с лица земли народ чжурчженей и их богам стало больше некому помогать.

* * *

Если бы мог человек подобно птице воспарить над Степью, его глазам открылась бы величественная картина. Всюду, насколько хватало взгляда, раскинулись бескрайние просторы – летом зеленые от высокой травы, а зимой белые от снега, словно прикрытые саваном. С высоты птичьего полета захватило б дух того человека, когда увидел бы он, как поднимается солнце из-за края горбатой земли и освещает это великолепие. Перед его глазами предстали бы две великие реки – белая, еще скованная льдами Ока, ломающая тело Степи где-то далеко, у горизонта, – и черная, не менее широкая река, шевелящаяся и медленно ползущая вперед. Черная людская река, пересекающая Степь на многие стрелища.

Впереди на мохнатых низкорослых лошадках сновали разведывательные отряды легкой конницы. Далее шли личные тумены кешиктенов Субэдэ-богатура и хана Бату – тяжелая конница, окованная в надежную железную чешую, причем пластинчатым доспехом были прикрыты и люди, и кони. Цветной каплей в черной реке следом за кешиктенами двигались кибитки ханов, знатных нойонов, их жен и многочисленной челяди.

А за ними шла Орда. Разноплеменная, порой разноязыкая, но подчиненная строжайшей дисциплине, оставленной в наследство степным кочевникам ушедшим в небесное царство Тэнгре Потрясателем Вселенной Чингисханом.

Орда составляла большую часть огромного степного войска. В походе она разделялась на многочисленные отряды, как разделяется стая волков при облавной охоте, загоняя матерого оленя. Страшной метлой прошлась Орда сначала по волжским булгарам, а после и по Руси, и сейчас, объединившись вновь, возвращалась в свое логовище, откуда выползла два года назад.

Но сейчас войско двигалось значительно медленнее, чем в начале похода. Орду обременяли многочисленные обозы. Так обожравшийся сверх меры волк ползет в свое логово, только что не волоча по земле раздутое брюхо. В такое время даже годовалый олень может раздробить острым копытом голову своего страшного врага, не боясь его ярости и его клыков.

Может.

Если, конечно, осмелится…

Огромная юрта из черного войлока, в которой могла бы свободно уместиться сотня человек, двигалась на колесной платформе, влекомой упряжкой из тридцати трех волов. Стены юрты украшали сушеные кожаные маски, содранные с лиц князей и военачальников, побежденных внуком Потрясателя Вселенной – ханом Бату. Шестьдесят закованных в доспехи могучих тургаудов – воинов дневной стражи – стояли на платформе, окружая черную юрту сплошным живым кольцом.

Воин, стоящий у самого входа, сжимал в руке древко священного туга Чингисхана – бунчука с черным хвостом его боевого коня Наймана. Вершину бунчука венчало золотое изображение кречета – символа Потрясателя Вселенной, злобно смотрящего на мир зелеными смарагдовыми глазами.