Вал встал и принялся застегивать пуговицы, изжеванная сигара подчеркивала выразительный рот.

– Только сегодня утром получил наши назначения, через Партию. Ясное дело, мое… чуток повыше. И в этом районе. Тебе я смог подобрать пост только в Шестом округе. Тебе придется там поселиться, найти новую нору, поскольку инспектор должен жить в том районе, который патрулирует. Но это не важно. Все равно твой дом уже давно смыт в реку.

– Не знаю, что там за работа, но – нет.

– Тимоти, к чему так перчиться? У нас должна быть полиция.

– Это все знают. Во всяком случае, я видел твой плакат. И не стал любить ее сильнее.

Несмотря на мои дурные предчувствия или, возможно, благодаря им, полицейская сага была первой политической темой, за которой я внимательно следил в течение нескольких лет. Безобидные граждане кричали о системе констеблей, а менее безобидные патриоты ревели в ответ, что свободные люди Нью-Йорка никогда не переварят постоянную армию. В июне был принят закон – победа демократов, – и безобидные граждане наконец-то получили свое, спасибо неутомимому хулиганью вроде моего братца – людям, которым в равной мере нравятся опасность, власть и взятки.

– Ты скоро передумаешь, теперь ты сам полицейский.

– Ха! – горько выдохнул я, и башку пронзило иголкой. – Вот это мило. Хочешь, чтобы на меня натянули синюю смирительную рубашку, а настоящие мужчины швыряли в меня тухлые яйца?

Валентайн фыркнул и как-то умудрился сделать меня еще меньше, чем обычно в его компании. Непростой трюк. Но он специалист.

– Думаешь, кто-нибудь застанет свободного республиканца вроде меня шагать в синей ливрее? Засохни, Тим. Теперь у нас есть настоящая полиция, без всякой униформы, а во главе – Джордж Вашингтон Мэтселл. Во благо, так они заявляют.

Я тупо моргнул. Судья Мэтселл, равно скандально известная и жирная городская фигура, которого я видел в гуще пожара, он гнал зевак в сторону оазиса суда. От разных людей я слышал, что он выродившийся кусок сала, правая рука Господа, пришедший, дабы навести порядок на улицах, жадный до власти тролль, кроткий философ, в чьем книжном магазине продают презренные работы Роберта Дейла Оуэна и Томаса Пейна, и что он проклятый англичанишка. Я кивал на каждое заявление, как на истину из Евангелия. В основном потому, что мне было плевать. Что я, в конце концов, знаю о власти?

А вот место в новой полиции – явная интрига Вала. Хочет, чтобы я выглядел как идиот.

– Твоя помощь мне не нужна, – заявил я.

– Нет? – усмехнулся Вал, ухватившись за свою подтяжку.

Хорошенько подумав, я сел в кровати. Комната закружилась, будто я был майским шестом, виски обожгло пламя.

«Все не так плохо, как кажется», – подумал я, собрав остатки своего тупого оптимизма. Иначе и быть не может. Однажды, в десять лет, я уже потерял все, и знал множество людей, с которыми случилось то же самое. Они поднимались и шли дальше. Или поднимались и слегка меняли направление.

– Я снова пойду работать барменом, – решил я.

– Да ты вообще понимаешь, сколько народу лишилось работы?

– В гостиницу или в какой-нибудь из лучших устричных погребков.

– Тим, а как твое лицо? – резко спросил Вал.

В воздухе запахло серой. Мое горло перехватила горячая и зернистая ярость.

– Как будто меня шлепнули утюгом, – ответил я.

– Думаешь, оно наряднее, чем ты чувствуешь? – уже спокойнее усмехнулся он. – Малыш Тимоти, у тебя неприятности. Ты схлопотал порцию горячего масла на заметное место. Хочешь присматривать за баром на задах какой-нибудь бакалейной лавки? Удачи тебе.