Потом, уже шагнув к лифту, все-таки вернулась к черной двери, достала из кармана собственный ключ и нажала им на кнопку звонка. Как и следовало ожидать — никакого отклика. Я нажала еще раз — с тем же результатом. Quod erat demonstandum. Что ж, свой самаритянский долг я исполнила. И уже без колебаний вызвала лифт.

Когда-то, больше десятка лет назад, мы с Гелей жили в соседних домах. А история нашей вражды, можно сказать, уходит корнями в детскую песочницу. Наши маменьки познакомились на прогулке с колясками, и это был поистине черный час в моей жизни. Первые восемь лет я ненавидела Гелену с такой испепеляющей страстью, какой никогда больше не знала.

Для ненависти хватило бы и того, что моя мама души в Геленочке не чаяла и постоянно ставила ее мне в пример. («Господи, ну почему Гелена всегда такая чистенькая и опрятная, а тебя точно черти драли и в грязи возили? Господи, ну почему Гелена поет, как ангел, а ты ни одной ноты правильно воспроизвести не в состоянии? Господи, ну почему Гелену в садике всегда только хвалят, а мне за тебя постоянно выговаривают?») Согласитесь, ни один ребенок, каким бы кротким и тихим он ни был, в таких обстоятельствах не проникнется любовью к сопернику. А меня ни кроткой, ни тихой в те годы не назвал бы никто. Но моя ненависть питалась и более основательной пищей. Дело в том, что при всей своей ангелоподобности Гелена была не просто подлой, а прямо-таки воплощением подлости.

Представьте себе такую, например, картинку: мне четыре года, я роюсь в песочнице, строя какое-то грандиозное сооружение, и тут подходит ко мне хорошенькая чистенькая девочка и протягивает неземной красоты куклу.

— Хочешь, подарю?

Я немею от восторга, киваю и, отряхнув руки, тянусь к кукле. Гелена лучезарно улыбается и убегает к качелям. Я бережно держу перед собой чудо, не в силах оторвать от него глаз. «Мама!» — отчетливо произносит кукла, когда я ее покачиваю, и хлопает длиннющими ресницами. Мой восторг безграничен.

— Мама! — орет лупоглазая девчонка из дома напротив и, подбегая ко мне, выхватывает куклу. — Мама, она украла мою Лялю!

Я вырываю куклу обратно, толкаю лупоглазую в грудь, она падает, ударяется головой о бортик песочницы. Разъяренными фуриями налетают две мамаши — ее и моя.

— Это моя кукла! — ору я, прижимая сокровище к груди.

Мамаша лупоглазой одной рукой подхватывает дочь, другой вцепляется в яблоко раздора, причитая:

— Ты не ушиблась, детка? Отдай сюда, дрянная девчонка! Это наше! Нам папа из Германии привез!

Мама (моя) отвешивает мне оплеуху и тоже пытается отнять куклу. Не выпуская из рук сокровище, я падаю в песок, брыкаюсь, кусаюсь, извиваюсь… В конце концов кому-то из мамаш удается вырвать у меня изрядно потрепанное немецкое чудо. Лупоглазая, глотая слезы, удаляется с добытым в яростной схватке трофеем, а меня волокут домой наказывать.

— Зачем ты украла куклу?

— Я не крала! Мне Гелена подарила!

Думаете, мне поверили? Мама даже разбираться не стала, только лишнего всыпала за то, что я оговорила ни в чем не повинную девочку.

И таких иллюстраций я могу привести с десяток. Гадине Гелене всегда удавалось выйти сухой из воды. А первые несколько раз даже вернуть мое расположение. У нее был такой невинный, такой доброжелательный вид! Разумеется, она не крала куклы, она просто нашла ее и захотела подарить мне. (Кстати, после того случая я в куклы больше никогда не играла.) И как я могла подумать, будто это она передала воспитательнице мой нелицеприятный отзыв? Наверное, нас подслушали другие дети и наябедничали Валентине Михайловне. И вовсе она не хотела поссорить меня с Толькой Селивановым! Откуда ей было знать, что я полезу в драку, услышав, как он меня обзывает? Ах, он говорит, что не обзывал? Ну конечно, ему стыдно признаться, ведь вы дружили!

Со временем у меня выработался иммунитет.