Нет, веки и выпуклости глазных яблок находились на месте – вот только не были они никакими глазами. Тот же
равномерный цвет, близкий к нормальному телесному. Имитация. Греческая статуя.
Рот – был. Хорошо еще, что один, а не два. Но Максим не был уверен, что розовые губы – улыбающиеся, черт возьми! – могут разлепиться,
открыв ротовое отверстие. Тоже, наверное, имитация.
Манекен. Живой и двигающийся манекен. Дружелюбный до приторности, как и положено манекену.
Дружелюбный-то дружелюбный, но вот гладить Карину по груди инопланетной лапкой – это лишнее. А по шаловливым ручонкам разводным ключом не
получал?
– Лучше бы ему остаться амебой, – высказал мнение Максим. – А еще лучше – шариком.
– Почему?
– У шарика ложноножек нет…
Ага! Чужак проворно отдернул конечность и заметно съежился. Ну то-то. Эмоции он, что ли, ощущает? Это правильно. Ценное для самосохранения
свойство.
– Ты его напугал, – с осуждением сказала Карина. – Видишь, он боится.
– Лучше он, чем мы, – парировал Максим.
– Большой дядя, сердитый дядя, глупый дядя… – ворковала младшая жена, склонившись над чужаком. – Не бойся, мы тебя в обиду не дадим, мой
маленький…
– Лучше не раздражай его понапрасну, – рассудительно заметила Барбара. – Мы же не знаем, на что он способен.
Тут был резон. Инопланетное существо – раз. Не скованное моральными нормами землян – два. С неизвестной логикой – три. С неизвестной
биологической природой и неизвестными физическими возможностями – четыре. Хотя одну возможность только что можно было наблюдать –
возможность запросто путешествовать в космическом пространстве безо всяких технических средств. Да еще там, где любое белковое существо в
четверть часа изжарилось бы заживо. Но все-таки скорее организм, чем механизм. Интересный гость…
– Откуда он, хотелось бы знать, – проговорила Барбара.
– И думать нечего, – проворчал Максим. – Это серпентиец.
– Почему ты так думаешь?
– Очень просто. Метод исключения. Он не ауригиец, не аквилянин, не сагиттянин и не пикторианец. Об этих нам все же кое-что известно. Он
наверняка не тауриец и не гидрянин, иначе нас уже не было бы в живых. Остается считать, что он серпентиец, созвездие Змеи. О серпентийцах
мы твердо знаем только то, что их цивилизация существует. Помню, высказывалось предположение, что они метаморфы и не привязаны к конкретным
планетам. Совпадает.
– А если он из тех, кого мы вообще не знаем?
– Зачем умножать сущности? Пусть будет серпентиец. Возражения есть?
– Да мне вообще-то все равно, – блаженно проворковала Карина. – Он милый и ласковый. Пусть хоть из созвездия Резца, лишь бы не резал…
– Он не режет, – с задумчивостью, не сулящей ничего хорошего, констатировал Максим. – Он, я гляжу, мастер совсем иного профиля. Кусать
ядовитым зубом не станет, совсем наоборот. Нравится, а?
– Приревновал! – захохотала Барбара. – У султана уводят полгарема!
– Допустим, еще не приревновал, а меру знай.
– Ты-то чересчур хорошо меру знаешь. От тебя разве дождешься внимания?
Вечное женское… Максим знал, что Барбара была права. |