– Скоро ты? Есть новости.

– Почти закончили.

Прежде чем выйти из машины, Вересень передал свеженаписанный протокол подросткам.

– Вот, ознакомьтесь. Прочтите внимательно и распишитесь.

– А чего писать?

– «С моих слов записано верно». И подпись.

Оказавшись снаружи, Вересень застал последний акт BMW-драмы: погруженный на площадку эвакуатора кабриолет медленно проплыл мимо него.

– Ну, что за новости? – спросил следователь у капитана.

– Личность утопленника установлена. Поздравляю.

– Меня?

– Нас всех. Потерпевший – иностранец.

– Лихо, – только и смог выговорить Вересень. – Этого нам еще не хватало.

– Некто Лоденбах. Вернер.

– Откуда стало известно?

– При нем была барсетка с кое-какими документами. Валялась на пассажирском сиденье.

Вспомнив черно-фиолетовый студень за рулем, Вересень недоверчиво присвистнул:

– И ничего им не сделалось за месяц пребывания в воде?

– Состояние не самое идеальное, чего уж там. Но этот Лоденбах – немец, понимаешь?

– Нет.

– У немчуры всегда все в порядке.

– Да уж, в порядке…

– В том плане, что его документы лежали в специальной штуке из пластика. И карточки в портмоне пластиковые.

– Карточки?

– Кредитки. Плюс паспорт и водительские права. Плюс записная книжка и визитница. Эти сохранились хуже. Плюс часы. «Ролекс», между прочим.

Часы. Вересень немедленно вспомнил о часах-иллюминаторе подростка Костюкевича. Не будь этих глубоководных часов, еще неизвестно, куда бы направили свои стопы Вениамин Сергеевич и Сергей Александрович, – к какому именно водоему. И кабриолет в мертвом озере простоял бы еще месяц, а то и полгода. А то и вовсе обрел бы покой среди ила и камней.

– А что дебилы? – поинтересовался Литовченко у следователя.

– Парни оказались ценными свидетелями, – вступился за подростков Вересень. – Они здесь купаются каждый день. Именно в этом самом месте. И утверждают, что еще вчера никакого автомобиля не было.

– Это и есть ценное свидетельство, мать его?

– Я бы не стал сбрасывать их показания со счетов.

– А как быть с Кукушкиным? – тут же напомнил Литовченко. – Труп месячной давности, так он сказал. И ты это слышал. Кукушкин – лучший в своем деле, и никогда не ляпает языком, если в чем-то неуверен.

– Это да, – погрустневший Вересень был вынужден согласиться с капитаном. – Кукушкин – профессионал, чего уж там.

– Так что мы имеем? С одной стороны – бредни двух малолетних дебилов, с другой – выводы уважаемого судмедэксперта.

– Выводы ведь еще не окончательные…

– Вересень, мать твою!..

Лингвистические фильтры заработали на полную мощь, отсекая такое количество грязи и нечистот за единицу времени, что Боря Вересень всерьез забеспокоился об их сохранности.

– Месяц – базовый вариант! От него и пляшем, – продолжал громыхать Литовченко. – Один или два дня в ту или другую сторону ничего не решают. Если бы кабриолет оказался здесь сегодня ночью, труп, мать его, выглядел бы совсем иначе. Это, я надеюсь, объяснять не надо?

– Не ори, – теперь уже и Вересень повысил голос, что делал чрезвычайно редко. – Давай дождемся окончательных выводов по этому… Вернеру Лоденбаху.